Древнерусская игра. Двенадцатая дочь - Арсений Миронов

Необходимое снаряжение: Конек-Горбунок (ракетный ранец).

Боевые доспехи: наличие/отсутствие доспехов роли не играет; из коллекции фирмы рекомендуется доспех «Сечень» или «Лютый».

Вооружение: 1) двуручный меч синего булата, заговоренный, именной (на выбор: «Серый Тамплиер», «Малый Госпитальер», «Этрускер»).

ОПЕРАНТ НОМЕР 10. АДАМ и ЕВА

Функция: За несколько часов до начала активных боевых действий в оперативном районе (но уже после того, как район зачищен и подготовлен неприятелем), пара открыто прибывает в его окрестности. Изображая молодых любовников, случайно забредших в оперативный район, добираются до места нахождения телепорт-кольца «Яблочко» и выжидают срабатывания отвлекающей схемы («падение сосны») В момент падения сосны миг-телепортируются с целью выяснения местоположения кольца «Яблонька». Через несколько секунд возвращаются обратно к «Яблочку» и своим ходом покидают оперативный район до начала боевых действий.

Необходимые характеристики: 1) подходящая для роли внешность, 2) выдержка.

Комплекс магической поддержки (снадобья и обереги): принципиально запрещено использование магических средств (во избежание подозрений неприятеля, который по необходимости будет проводить сканирование оперантов на предмет источников маги-поля и оружия).

Необходимое снаряжение: крестьянская одежда (у АДАМА — костюм козопаса, у ЕВЫ — фривольный сарафан, венок, ленты, распущенные и, возможно, накладные волосы, утрированный бюст).

Боевые доспехи: нет.

Вооружение: нет.

* * *

Девушка не чувствовала опасности. Она только что нашла то, что давно искала, теперь, разрумянившись от радости и поспешно перебросив на спину серовато-русую косицу, склонилась над крошечной колонией ландышей в изумрудной траве — ой, матушки! Совсем как молочная россыпь росы на зеленом ковре! Простая деревенская девочка — судя по широким грубоватым ступням и тугой небалованной косе, напрочь лишенной каких-либо ленточек…

В лесу было довольно светло и тихо, поэтому девочка обрывала ландыши неторопливо и аккуратно, напевая под нос обрывки полузабытой детской песенки. Вот ведь лесное чудочко в траве отыскалось! Впрямь подарочек к празднику Меженя!

Между тем темневший неподалеку ветхий пень, загаженный желто-зеленым мохом, с тихим потрескиванием дрогнул… и пополз в сторону. Из-под гнилой колоды появилась чья-то длинная лобастая головенка, поросшая грязно-седыми волосами. Под жидкими прядями, стекавшими на растрескавшееся испитое лицо, замигали крошечные тупые глазки с вялыми, отвисшими кровавыми веками. Пожалуй, это существо, высунувшее голову откуда-то из-под земли, будто из канализационного люка, вполне можно было принять за нестарого еще московского бомжа, если бы не дикие, завернутые в трубочку уши, поросшие мерзкой бахромой толстых волосков.

Девушка слишком любила ландыши. Она не расслышала, как с тихим чавканьем расселись створки и в облаке гнилостной пыли, весь увешанный тянучками беловатой слизи, хитрый лесной уродец выполз из рыхлой земли сперва по пояс, потом по колена… Зеленоватая шкура, запыленная и захватанная, покрывала тощее костлявое тело — она была настолько нечиста, что казалась облитой засохшим клеем. Взгляд старого лешего помутнел, нижняя челюсть отвисла, роняя желтоватую слюну… Мягкая теплая человечинка сама пришла в гости… Видимо, на этот раз он твердо решил не дурить, не озорничать, не пугать без толку. К чему тратить драгоценное летнее времечко, когда можно прямо теперь тихо подойти сзади и — хрррясь! Быстро свернуть тонкую шейку, охватив жесткими коричневыми руками за виски. Даже пискнуть не успеет…

Девочка упивалась цветами, ласковый запах покалывал в носу, приятно горчил на языке, и казалось, что гроздочки снежных бубенчиков звенят громче, чем все шорохи леса. Поэтому она не вздрогнула даже в тот миг, когда подлая осиновая ветка истошно хрустнула под плоской пяткой нечистого егеря — видать, разволновался старик от голода, не заметил… Ну да ничего, вот — совсем близенько — два шажка остается, уже можно протянуть когти… Леший напрягся перед решительным броском — и вдруг…

Девушка резко обернула бледное бородатое лицо, круто изогнулась в прыжке и, резко охватив лешего за шею, другой рукой быстро ударила его в живот. Длинным черным стилетом. Еще и еще раз.

Леший остекленел, изо рта брызнула черная струйка, он хотел дернуться, отскочить, но жесткая рука убийцы насмерть сжимает глотку, и цепкое тело повисло, как жернов на шее! Две секунды он еще пытался жить — заваливаясь набок, посучил длинными желтыми ногами, взбивая в воздух хрустальную росу, подминая ландыши взмокшей грязной тушей.

Через минуту, наскоро затолкав труп лешего в колоду (теперь только морщинистые пятки торчат, да и то незаметно), девушка вытерла красные ладони о траву, спрятала лезвие под юбкой. Воровато оглянувшись (мелькнули черные глазки и косая щель маленького рта в аккуратной бородке), поглубже надвинула платок на лицо. Позабыв про ландыши, быстро побежала прочь, в сторону чащи.

Ландыши грустно прозвенели под ладошкой мягкого ветерка, но никто не откликнулся. Небольшой лес, покрывавший отроги Трещатова холма там, где с вершины сбегает теплый Вручий ручей, временно остался без надсмотрщика.

* * *

Русалка Вручего ручья была особой довольно пожилой и уважаемой в речном мире. Безусловно, она уже не могла привлекать глупеньких купальщиков своими потемневшими прелестями — как злобно пошутила язвительная молодая соседка из Калюзы, эти отвисшие груди теперь проще носить на спине, закинув через плечо. Ничего, зато огромные глаза еще сохранили восхитительную болотную зелень, и бронзовые ресницы по-прежнему густы, и желтые клыки не видны за крупными чувственными губами — если, конечно, не улыбаться. Так что ежели высунуть из воды только голову, вполне можно влюбить в себя молодого дурачка с удочкой…

Только незачем это. Хозяйка Вручего ручья слишком уважала себя, чтобы опускаться до охоты на мальчиков. Она очень гордилась тем, что именно ее ручей считался священным (честно говоря, она не понимала почему, однако любому польстит огромное количество девичьих венков, ежегодно проплывающих над головой, по поверхности, в ночь на Купалу). Как и все русалки, Вручья баба ненавидела человеческих женщин, однако девичий праздник Купалы весьма почитала. Практически каждый год ей удавалось поживиться: за ночь приезжие городские девки перепивались меду и лезли купаться… Мертвые тела удавленных дурочек всплывали гораздо ниже по течению, уже после того места, где ручей впадал в Калюзу… Неудивительно, что тамошние русалки не любили «священную старую жабу», как ее прозвали за гордость и неуживчивый нрав.

«Этой ночью снова будет потеха, — медленно думала старая лоскотуха, сплавляясь по теплой струе мимо зеленых морщинистых склонов Трещатова холма. — Все-таки жаль, что на девичий праздник не приходят юноши. Их можно не просто утопить, а защекотать до разрыва сердца… Так забавнее».

Что-то привлекло ее рассеянное внимание: белое пятно в кустах над водой… Что такое? Заблудшая корова? Лоскотуха высунула из воды сначала черно-зеленую блестящую макушку, а потом и узкую мордочку с плоским носом и сильно выступающей верхней губой: нет, не может быть! Вот он, подарочек: молодой парень залез в кусты! По нужде, что ли? Ах ты миленький… Сейчас мы с тобой познакомимся…