Каникулы Рейчел - Мэриан Кайз

Оставшись один на один с вопросами на листке, я поняла, как не хочется мне на них отвечать.

Какое было мое первое воспоминание? Я тупо смотрела на пустой белый лист. Какое-нибудь, любое, первое попавшееся воспоминание. Например, как Клер и Маргарет посадили меня в кукольную колясочку и катали на бешеной скорости. Я до сих пор прекрасно помню, как они запихивали меня в тесную коляску. Помню слепящее солнце и смеющиеся глаза Клер и Маргарет, волосы, подстриженные под горшок (нас всех так стригли). Помню, я ненавидела свою прическу. Мне хотелось длинные золотистые кудри, как у Анджелы Килфезер.

Или как я ковыляла на своих толстеньких кривеньких ножках за Клер и Маргарет, изо всех сил стараясь поспеть за ними, чтобы в конце концов услышать: «Иди домой. Тебе с нами нельзя. Ты еще маленькая».

Или как я мечтала о бледно-голубых лаковых босоножках, как у Клер, состоявших из двух ремешков – одного, перехватывающего пальцы, и другого – обнимающего лодыжку. Самым чудесным в них был белый блестящий цветок, пришитый к первому ремешку.

Или как я съела пасхальное яйцо Маргарет, и меня наказали и заперли.

Мне показалось, что свет в читальне потускнел. О боже мой, даже через двадцать три года, вспоминая этот день, я переживала. Как будто все произошло не двадцать три года назад, а только вчера. Это было пасхальное яйцо «Беано», я точно помнила. Теперь таких не делают, подумала я, пытаясь отвлечься от болезненных воспоминаний. Если я ничего не путаю, они были в моде в семидесятых. Надо будет проконсультироваться у Эймона. Они были чудесны, похожи на «Смарти», только в обертках гораздо более ярких, насыщенных цветов.

Маргарет берегла яйцо с самой Пасхи, с апреля, а стоял уже сентябрь. Она такая, Маргарет. Меня всегда раздражала эта ее способность – копить. Я-то была совсем другая. Получив свой воскресный пакетик эклеров «Кэдбери», я, сгорая от нетерпения, разрывала бумажную упаковку и запихивала их в рот все сразу. Я уже успевала покончить со своими, а эклеры Маргарет все еще оставались нетронутыми. И тогда, разумеется, я начинала сожалеть, что не сберегла свои, и зариться на ее сладости.

Месяцами пасхальное яйцо стояло на шкафу, чуть ли не подмигивая мне, дразня своей блестящей красной оберткой. Я жаждала его каждой клеточкой своего маленького пухленького тела. Оно просто сводило меня с ума.

– Когда же ты съешь его? – с притворной небрежностью спрашивала я. Наверно, я умерла бы от горя, если бы она вознамерилась съесть его в следующие пять минут.

– А-а, не знаю, – как обычно, холодно отвечала она.

– Вот как! – я старательно симулировала равнодушие.

Это было жизненно важно – никому не показывать, чего ты в действительности хочешь. Потому что если об этом узнают, то уж точно не дадут. Мой опыт подсказывал: только попроси – и ни за что не получишь!

– Может быть, я и вообще не стану есть его, – размышляла Маргарет. – Просто выброшу потом.

– Знаешь, – осторожно сказала я, затаив дыханье в предвкушении удачной сделки. – Не надо его выбрасывать. Если хочешь, я могу съесть его за тебя.

– А ты хочешь его съесть?

– Да! – выпалила я, забыв о всякой конспирации.

– Ага! Значит, ты хочешь его съесть?

– Да нет, я просто…

– Хочешь, хочешь, я же вижу! А Господь учит, что раз ты захотела, значит, ты недостойна его. Ты недостаточно смиренна, понимаешь?

В свои пять с небольшим лет Маргарет была для меня непререкаемым авторитетом в области богословия.

Я к тому времени знала о Нем только то, что это старый вредина, и что ведет Он себя точно так же, как и все остальные в моем мире. Если ты чего-нибудь хочешь и имеешь неосторожность сказать об этом, тебя тут же автоматически исключают из списка претендентов. У меня сложилось впечатление, что единственный способ жить в ладу с Богом – это научиться хотеть то, чего ты на самом деле не хочешь.

Мой Бог был жестоким богом.

Моя сестра тоже была жестока.

От ее самообладания и собственной слабости я совсем растерялась. Как же это получается, что я так сильно хочу ее пасхальное яйцо, а ей самой нет до него никакого дела? Я вовсе не собиралась его есть. Во всяком случае, не целиком. Я хотела только стащить целлофановый пакетик с конфетками, который был внутри яйца. План мой состоял в следующем: сделав свое дело, снова завернуть пасхальное яйцо в красную фольгу, положить в коробочку и снова поставить на шкаф, как будто так и было. А если Маргарет все же когда-нибудь придет в голову вскрыть его, и она обнаружит недостачу пакетика, то просто подумает, что ей досталось бракованное яйцо. Кстати, я могла бы тогда сказать, что и в моем пасхальном яйце пакетика не оказалось. Я была в восторге от своей хитроумной выдумки. Конечно, она поверит мне!

Во мне медленно, но верно зрело решение украсть. Я тщательно выбирала время.

Клер и Маргарет были в школе. Учительница Маргарет всегда говорила, что за все тридцать восемь лет преподавания она ни разу не встречала такой благовоспитанной девочки. Сопливая Анна спала в своей кроватке, а мама отправилась за покупками, притом, в магазин одежды. Значит, ее не будет верных несколько часов. Кроме того, вернувшись из магазина, она имела обыкновение подолгу болтать через забор с миссис Килфезер, мамой Анджелы, той самой девочки в ангельских золотистых кудряшках.

Я подтащила желтый плетеный стул к большому, громоздкому, коричневому комоду (гладких, белых, похожих на пластмассовые шкафов еще не было. Вернее, их уже производили, но это был последний писк моды, а у нас в доме ничего такого не водилось).

Вскарабкавшись на стул, я встала на цыпочки и попыталась дотянуться до верха. Я снова и снова повторяла себе, что Маргарет вовсе не хочет есть пасхальное яйцо. Мне почти удалось себя убедить, что я делаю ей одолжение. Наконец я дотянулась, и оно упало прямо ко мне в руки.

Коробочку я положила на пол между своей кроватью и стеной, чтобы мама ничего не заметила, если вдруг войдет. Был, конечно, момент страха и колебаний. Но я скоро поняла, что обратной дороги нет. У меня текли слюнки, сердце бешено колотилось, выбрасывая адреналин. Мне хотелось шоколада, и я намерена была получить его!

Открыть коробочку оказалось непросто. Маргарет даже не сняла клейкой ленты, которой она была заклеена. Боже мой! Это означает, подумала я с некоторой гадливостью, что она даже не открывала коробку, чтобы хотя бы лизнуть яйцо!

Осторожненько, пухлыми, потными от волнения ручками я отклеила скотч. Крышка сразу же открылась. Я решила, что разберусь с ней позже, благоговейно вынула сияющее красной фольгой яйцо из коробки, и… о, этот запах! Первым моим побуждением было немедленно разломать яйцо на куски и запихнуть в рот, но я заставила себя тщательно очистить его от фольги. Потом яйцо с легкостью распалось на две половинки, обнаружив внутри аккуратненький пакетик конфет «Беано». «Прямо как младенец Иисус в яслях», – с умилением подумала я.