Крестовый отец - Александр Логачев

Сергей высунул морду из-за воздухоотвода. Джеки по-пластунски переползал от одного крышного надолба к другому, приближаясь к докторскому схорону.

— Что ты там нашел, Шрам? У пожарки?

— Неважно, Боксер. Потом.

Теперь уже натурально неважно. А обнаружил Шрам всего навсего окурок от «Союз-Аполлона». Совсем свеженький долбан. И именно от «Союза-Аполлона». Еще в первое посещение санчасти Сергей подметил нескладуху между спортивным поджаристым видом лепилы и пачкой «Союз-Аполлона» на столе. И припахивало от врачишки табачком. Значит, здоровье здоровьем, а напряг в нем дрожал всегда, который коновал и пытался заглушить никотином.

— Вот как поступаем, Боксер. Скребись наверх, к гребню. Тырься, открытые участки перемахивай. Попробуй зайти ему со спины. Я рискну отвлечь его на себя. Ну, пошел…

Если бы не испытанное изумление, то он бы незамедлительно выстрелил вторично и подбил бы Шрама во время его прыжка за трубу. Наган самовзводный, тратить секунду на взведение курка не требуется.

Но… Ведь чистой воды случайность, что уголовник нагнулся именно в момент выстрела. Не мигом раньше, не мигом позже, а точь-в-точь, когда палец привел в действие ударно-спусковой механизм.

Он не раз задумывался нал природой везения и случайностей. Профессия зачастую наводила на подобные размышления. Один натыкается на гвоздь, ему пробивает артерию, и он умирает за считанные минуты от потери крови. Другого приносят в санчасть с тридцатью шестью ножевыми ранениями и ни одного серьезно опасного для жизни. Кирпичи тоже, нет никакого сомнения, выбирают кому падать на голову. Бесспорно есть они хранимые, опекаемые судьбой. Везунчики.

В мистику мы не верим, а вот теория об энергетике опасности доктору нравилась. Опасность, исходящая — неважно, от человека ли, от предмета — нарушает некое равновесие сил в природе. Если в самом деле существует энергетическое поле, восприимчивое к подобному дисбалансу и создающее эффект резонанса, ретранслирующее подобие сигнала «СОС», то должны существовать и люди, одаренные чуткостью к этим сигналам. Их и зовут везунчиками. Неужто Шрам из них?

Ладно, хоть в кого-то попал. Одним уркой на крыше меньше. Надо добивать оставшихся…

Джеки приготовился. Он просекал, за какой из крышных дур укрылся стрелок. Кореец рюхал, как можно взять паскуду. Никто из пацанов сделать ничего подобного не сможет. А он зря, что ли, мытарил себя в спортзалах, тренирую скорость движений и гибкость!

Строго базаря, ему требуется совершить усложненный препятствиями тройной подскок. Выглядеть это будет так: красиво забрасываем себя наверх этой кирпичной тумбы, красиво отталкиваемся, прыжок на следующую, а оттуда на третью, за которой и залег проклятый лекарь. Стрелок ждет атаки снизу, просматривает по низу. Он должен засуропиться на внезапность.

Вперед.

Наверное, следует закончить «угловый» промысел. Денег ему хватит на долгую и счастливую жизнь среди пальм и мулаток. Хватит, пожалуй, дерготни, истеричных зеков, быдловатых надзирателей. Сегодняшний день следует рассматривать как знак к окончанию «углового» отрезка жизни.

Доктор уловил движение. Что-то мелькнуло впереди. Он дальше высунулся из-за укрытия. Что-то сверху. Кто-то прыгает на трубу, за которой он лежит.

Логачев откатился, стреляя в черное тело, обрушивающееся сверху. Один суматошный выстрел, другой, на ноги попадает рука упавшего. И третья пуля уже в лежащего, в голову.

— Почти получилось, — успевает прошептать человек в спортивном костюме и с азиатскими глазами… А из-за пазухи поползли на волю простреленные и окровавленные конверты, в которых приличные девушки Тоня и Иринка хотели убедить Джеки, что не все телки — шмары.

Шрам прощелкал начало лихого броска Джеки, ковылял по этим листам, удерживаясь за их неровно прилегающие, отогнутые края, чтобы не скатиться вниз. Сергей дернулся уже на выстрелы, вскинул череп и срисовал, как Джеки прыгает вниз с кирпичного надолба. Тогда Сергей побежал под грохот еще двух выстрелов. Перебежка вышла куцая, и едва не зачеркнулась съездом к краю крыши, но успел зацепиться за решетку слухового окна. Потеряв время и темп, постановил дальше не бежать, а вновь переползать…

Четыре патрона из семи израсходованы, а запаса нет. Никогда не мог представить себе, что на земле «Углов» возможна не то что длительная перестрелка с его участием, а вообще какая бы ни было. Хорошо хоть оружие имеется, могло бы и его не случиться, ведь докторам табельное не полагается.

Кстати, старый добрый наган гораздо предпочтительнее «Макарова». Надежнее, осечки почти исключены. Чуть меньше скорость стрельбы, но незначительно, а точность выше. Легок, всегда готов к стрельбе. Великолепная машинка. Хотя идеального оружия и не придумают никогда. Для каждого стрелка существует свой пистолет или револьвер. Его выбор — наган…

Три салюта могут означать только одно — Джеки пришит. Что хорошо, доктор не курсует, вооружен ли кто-нибудь из нас. И вынужден шугаться. Переговоры вести с ним беспонтово. О чем трындеть, когда все просто, как кукла у валютника. Кто выживет, тот и прав.

Шрам приметил, как качается колючка, пущенная по гребню крыши. Что за фигня? Дотумкал. Проволочные мотки приподняты на прутьях арматуры. Шрам готов был забиться, что Боксер как раз расшатывает и вытаскивает арматурный прут.

Сергей переползал к следующему наросту. Между ним и трубой, за которой ныкался доктор, сейчас находился выход вентиляшки. Вот дальше зияет открытая зона метра в полтора, которую сделать можно только бегом.

Уголовников осталось двое. Один патрон вроде бы как резервный. Не надо больше позволять себе испуганной нервной пальбы. Выдержка и хладнокровие — они всегда помогали ему, они помогли ему стать из ничего богатым, могущественным человеком.

Кто он был? Простой тюремный докторишка с подавляемым наполеоновским комплексом. И светило ему ковыряться в болячках затюремщиков, дышать палочками, выдыхаемыми их туберкулезными легкими до скончания дней за скромное вознаграждение. Но!

Мимо каждого в жизни хотя бы раз проплывает такой шанс. И только один из тысячи разглядит его, ухватится за него, не отпустит от себя. Он увидел свой шанс в анализе крови начальника тюрьмы. И сразу понял, что это дает. Можно реализовать никому не высказываемые замыслы, ублажить свой, подтачивающий душу червем наполеоновский комплекс, стать Наполеоном маленькой, но сильной империи. И пусть никто не будет узнавать в лицо и воздавать почести, главное не это. Главное, быть вершителем. Он стал им…

Ну, не полтора метра, а где-то ближе к двум. Открытое пространство между их шкерами. Шрам перерисовался к другому краю выхода вентшахты. Где же Боксер? Куда сгинул? Не въехать. За лекарской спиной он уже, или еще в пути?

Сергей решил больше не тихариться. Он почуал внутреннюю готовность к броску. Сжался в пружину, зло выматерился для подхлеста и сорвался.

Он поначалу не понял, что творится. Куда тащит его ноги, тащит его самого? Он потерял равновесие, шмякнулся и поехал вниз.