Довмонт. Неистовый князь - Андрей Посняков

Войшелк… Старший сын Миндовга. Единственный, оставшийся в живых. Жил себя спокойно, наособицу, во власть никуда не лез, даже, поговаривали, принял крещение и основал монастырь где-то на Волыни. И вот – на тебе! Решил отомстить за отца. Что же касаемо Герденя, тоже приходившегося Даумантасу родичем, то с ним было сложней. Вроде бы христианин, а вроде – язычник, мало того, покровитель самых черных жрецов, Гердень казался преданным Войшелку… и верно, в случае победы, хотел просить у него Нальшанский трон… или Утену!

– Половить рыбку в мутной воде решился Войшелк-князь, – хлебнув кваску, Жемойда устало вздохнул. – Уже и союзничков себе нашел. Признал власть князя Василька Романовича, и князя Шварна Даниловича, и… Да много кого признал! У Василька со Шварном – силища. А за нас кто заступится, князь? Не у рыцарей же защиты искать?

– Не у рыцарей, – согласно кивнув, Довмонт вскинул брови. – И что ты предлагаешь?

– В Псков надо бежать – вот что! Псковичи Василька со Шварном ненавидят, да и новгородцев не жалуют, мечтают освободиться от их опеки. А потому – князь им нужен. Сильный, с дружиной, опытный воин. Такой как ты.

– Не дело князю от врагов бегать! – выслушав, надменно приосанился кунигас. – Стены Утены и Нальшан – крепки. Пусть явятся Войшелк с Герденем – посмотрим.

– Стены-то крепки, – Жемойда задумчиво пригладил седоватую, расчесанную надвое, бороду. – Да вот стойки ли люди? Наримонта, говорят, вспоминают многие до сих пор.

Наримонт, кстати, из заклятого врага нынче превратился в союзника, ибо почти всеми своими землями он был обязан Тройнату. А нынче Тройната нет, убили. Как поступит Войшелк? Наверняка отдаст жмудские земли своим верным сторонникам и вассалам. Кому же отдаст Нальшаны и Утену? Князю Василько? Шварну? Или все же Герденю? Ах, Тройнат, Тройнат, Тренята, товарищ детских игр. Забыл ты еще про одного наследника Миндовга, про Войшелка забыл. Надо было давно уже отправить на Волынь верных и на все способных людишек. Убить Войшелка. Убить по тем же причинам, по которым Даумантас без тени сомнения убил малолетних детей – чтобы не оставлять мстителей! Войшелка же упустили, оставили случайно в живых, и вот…

С точки зрения язычника, нальшанский кунигас рассуждал сейчас чрезвычайно логично. Однако от этой извращенной первобытной логики Игоря Ранчиса бросало в дрожь. Он же все видел, все слышал, все понимал… только сделать ничего не мог, полностью подчиняясь языческой душе Даумантаса.

– Значит и воевода о заговоре знал, – кусая губы, тихо промолвил князь. – И бежал тотчас же, как только заподозрил опасность. Наверное, прознал о своем схваченном слуге.

Войско Войшелка, князя Шварна Даниловича и Герденя, захватив Нальшаны, явилось под стены Утены уже через пару дней после убийства Тройната. Теперь Войшелк стал великим князем, теперь именно он заново объединял Литву, и многие ему верили. Уставшие от вечных боярских разборок купцы, воины, крестьяне, да многие. Говорят, даже жрецы, хотя Войшелк все же был крещеный.

Крещеный, не крещеный, а действовал, как язычник – безжалостно, топя в крови все вокруг.

– Они казнили многих. Тех, кто попал в плен, – волнуясь, докладывал верный Любарт, только что вернувшийся из Нальшан. – Жрец Будивид встретил нового князя с древними почестями. Привел белого коня, возложил на голову Войшелку венок из дубовых листьев. Все было принято с благосклонностью, но, думаю, зря…

– Почему зря?

– Ходят слухи, что Войшелк отдает Нальшаны Шварну Даниловичу. А Шварн – русский православный князь! На что ему жрецы? Не собирается же он менять веру?

– Экая незадача для Будивида, – Довмонт зло усмехнулся и приказал готовиться к осаде. От Нальшан до Утены не так уж и далеко, глядишь, завтра с утра уже и явятся супостаты. Или даже сегодня к вечеру. – Хотя… Нальшаны Войшелк может и Герденю отдать. А уж с ним Будивид как-нибудь поладит.

Супостаты явились к вечеру – спешили. Сразу на штурм, очертя головы, не кинулись, действовали грамотно, умно. Обложили замок со всех сторон войсками, перекрыли лесные дорожки-пути, так что ни одна мышь не проскочит. А утром уже начали штурм!

Утена – это ведь одно название, что замок. Нет ни каменных стен, ни грозных башен – все приземистое, деревянное. Дубовые ворота, конечно, крепки, да частокол уже кое-где подгнил. Собирались менять, да вот не успели. С другой стороны – имелся и внушительный земляной вал, и ров, и деревянные башни… однако что-то маловато оказалось на стенах людей, что-то не очень рвались жители защищать своего князя. Так, а что его защищать-то? Ну да, княжил мудро, по справедливости… Так и Войшелк обещал то же самое! Мало того – все привилегии купцам да мастеровому люду, Довмонтом данные, Войшелк особой грамотой подтвердил. Списки с той грамоты стрелами за частокол забрасывали, в защитниках сомнение сея.

Что и сказать, враги вели себя умно: посады не жгли, поля старались не вытаптывать, всеми своими действиями показывали – не с местными они воюют, а с их беспутным князем, убийцей малолетних детишек!

Сомнительная слава победителя Миндовга нынче сотворила кунигасу дурную службу. Все кругом шептались – зверь! Знамо, не сами по себе шептали – с подачи. Твари неблагодарные! Он ли, князь, не все для них? А они? Ну, правильно – кто сильнее, тот и прав, какие тут обиды?

Так что, как уж тут ни крути, а защищала Утенский замок одна лишь княжеская дружина да верные вассалы – из тех, кто еще оставался, кто не рассчитывал на милость победителей, кому было что терять… или, наоборот, не было ничего… кроме чести. Таких набралось около сотни воинов. Плюс чады-домочадцы – всего около трехсот человек. У Войшелка же со Шварном и Герденем – как минимум пара тысяч.

– Не продержимся, – поднявшись на башню, скупо обронил Довмонт. – Тут и говорить нечего. И вовсе не потому, что мы трусы или не умеем сражаться. Их больше. Тупо задавят толпой, как бы мы ни бились.

– Так умрем с честью! – яростно заверил Любарт.

– Умрем! Умрем! Умрем! – стоявшие рядом дружинники, потрясая оружием, тут же поддержали боярина. Что ж, язычники жизнь не ценили. Ни свою, ни чужие. Не ценил и князь. Только вот планы у него нынче имелись другие.

– Мы можем погибнуть, да, – повернувшись, Довмонт обратился к рати: – И, скорее всего, так оно и будет. Но вместе с нами погибнут наши сыновья, наши дочери и жены… Я спрошу вас – а кто отомстит за них? Кто из вас потом возродится из мертвых? Что молчите? Никто. Значит, все наши останутся неотомщенными. Нехорошо!

– Да что там нехорошо – плохо! – выхватив меч, Любарт взмахнул им над головою. – Князь прав! Будем пробиваться, други. И заберем своих. Кого сможем.

Видя, как прямо на глазах меняется настроение дружины, кунигас поспешно спрятал улыбку:

– Да, многие из нас погибнут. Но кто-то и выживет, прорвется. И отомстит!

– Обязательно отомстит, князь!

– Тогда – к воротам! – спускаясь по шаткой лестнице, распорядился Довмонт. – Скажите своим… Готовьте панцири и копья.