Поиски пропавшего без вести - Татьяна Рубцова

— Как ты?

— Приход поймал.

Нога под его рукой вытянулась, коснулась локтя и замерла.

— Ты ляг, расслабься.

И Никитин последовал его совету, растянувшись прямо там, где стоял на четвереньках. Все его тело горело от напряжения, и холод от каменного пола был даже приятен:

— Слушай, братан, — прошептал Андрей. — Если живым выберешься, снова вернешься в ментовку?

— Ну да. А что?

— Не надоело?

— Нет. Должен же я где-то работать.

— А что, жена не прокормит?

— Ну, я все-таки мужик, как ты думаешь?

— Не знаю, — Андрей вздохнул и повернулся на бок. — Слушай, а зевластика совместного завести не желаете?

— Ты о чем?

— Да о ребенке. Или Ольга от тебя не хочет?

— Да нет. Оба, наверное, не хотим. Их у нас и так трое. Олег еще, по сути такой же ребенок.

— Что, не ко двору?

— Что?

— Да Олег, говорю. В тягость, что ли?

— Нет, что ты. Олег — парень мировой.

— Это точно. Не такой, как я — братан из подворотни.

— Да нет, ты, в сущности, не плохой парень. Что-то человеческое в тебе есть.

— Как надгробное слово.

— Ты не обижайся, Андрей. Держался бы ты в рамках закона, самому легче было бы.

— Я бы держался, да не получается. Бабок вечно не хватает. И ладно, Кость, хорош проповедь толкать. Живу, как живу, по-другому уже не сумею, наверное. Да и не получится. Пока деньги шейху не выплачу, шагу от него отойти не смогу.

— И много ты ему должен?

— Полтора лимона. В баксах. А тут еще пара лимонов стали пеплом. Сколько-то из них он по-любому на меня повесит, хоть как. А может и не повесит, это не моя ходка была. В общем, как не кинь, полтора лимона тоже ничего себе сумма, правда?

Никитин кивнул согласно.

— Ну у тебя и замах. Это куда ты столько потратил?

— Да было дело. За оружие со мной в Газе не расплатились, помнишь, когда в прошлом году они в осаде были? Потом я еще брал на операцию.

— Ты болел что ли?

— Я-то? Я здоровый, как бык. Так, человеку одному надо было. Не будем вспоминать, до сих пор больно. Он умер уже, а я ничего не смог для него сделать. На его сестре я и женился. Шейх все долги мои перекупил и зажал меня крепко.

— Дадахон, это тот шейх?

— Нет, конечно, чуть мельче рангом. Думаю, это он меня шейху сосватал. А то откуда бы тот обо мне узнал. Под этим шейхом здесь три страны, вся наркота и оружие через него.

— Ты боишься его?

— Пока живой, да. А так, подумать, что он мне может сделать? Только убить. Я и без того уже раз сто, как умереть должен был. А раз жив пока, чего мне бояться. Меня даже здесь считают самым безбашенным. Шейху я нужен. Не так уже много белых на него работает. А кто есть, такие отморозки, что еще поискать. Он таким не доверяет. Они за бабки и наркоту кого угодно сдадут.

— А ты сам наркотиками баловал?

— У меня что — ломка? Нет, конечно. Я и не пью так уж очень. Только для вида. Чтобы из кучи не выделяться. Хлебну раз, для запаха, а потом просто выпендриваюсь, в тему типа. Это я с Москвы привык, чтобы Дягина с Кореневым не перепутать. Ладно обо мне. Тебе-то самому ментовского жалования хватает?

— Хватает.

— И взяток не берешь?

— Ты же знаешь.

— Да, братан. Это я крепко просек. Злишься на меня, наверное?

— Тогда сильно злился.

— Попался бы? Да?

— Вроде того.

— А сейчас злиться, себе дороже? Да? Ладно, подъем, герои — пластуны.

Андрей, сев на пятки, включил фонарь. Осветив синим светом дорогу впереди, он оглянулся и перевел фонарь на Никитина.

— Хорошо выглядишь, братан, — хмыкнул он.

— На себя посмотри.

— Предполагаю… Смотри назад…

Никитин оглянулся. Вода тянулась за ними тонкой рябой пленкой.

— По-моему, мы вверх поднимаемся, — неуверенно проговорил Никитин.

— Уши заложило? Как в самолете?

— Да нет.

— Давай-ка, двинулись.

Синий луч фонаря убежал вперед, подрожал немного и погас. Никитину или только казалось, или это была правда, но дорога шла на подъем, и ощущение это не покидало его.

Он уже чувствовал, что кружится во тьме, когда рука Андрея сжала его плечо.

— Не двигайся, — прошептал он. — Впереди трещина.

Щелчок фонарика показался Никитину пистолетным выстрелом. Синий свет выхватил край расколотой породы и утонул в глубине.

— Что делать?

— Видишь, — луч скользнул к каменистой стене. — Там уступ. Я перейду.

— А я?

— Проблема. Не бзди, не брошу… Знаешь, что… я встану вон туда, а ты сядешь на край, и я тебя перетащу. Фонарик только закрепить надо, чтобы все видеть.

И Андрей, сев удобнее, стал крепить к брючному ремню фонарь.

— Не ссышь?

— Не с чего.

Андрей засмеялся.

Первый раз Никитин испытывал страх перед препятствием. Сердце его колотилось, когда он подполз к трещине вплотную и ощутил, или ему так показалось, что из нее пахнуло могилой.

— А трещина-то свежая. Поди, в этот раз и образовалась, — вполголоса предположил Андрей. — Специально для нас с тобой, братан.

Никитину было не до шуток. У него внутри тряслись мелкие противные жилки, давили на горло. Он задыхался.

— Садись сюда, — Андрей уперся в уступ и прижался спиной к граниту. — Не бойся, полетим, так на пару. И вообще, Костя, я хотел тебе сказать. Я рад, что сейчас со мной именно ты. Ты — мировой мент. А теперь держись.

Андрей обхватил его за спину, прижимая обеими руками, покачался и плотнее притиснулся к стене, ища противовес.

— Отталкивайся, братан! Оп!

Сила зашвырнула Никитина на ту сторону. И он, весь мокрый от страха, перевалился дальше от края. Секунду он приходил в себя, ничего не видя и не слыша от дикой боли, и, когда боль стала притупляться, понял, что синий свет фонаря исчез, и только слабый блик виднелся откуда-то снизу. Рванувшись туда на локтях, Никитин нащупал ледяные костяшки человеческих пальцев.

— Отвали, — голос Андрея прозвучал мучительно глухо и откуда-то снизу. — Назад. Я стяну тебя.

Тут только Никитин понял все. Он, стараясь не давить на пальцы, ощупал край камня и сжал сухое запястье.

— Я помогу тебе.