Столетняя война - Жан Фавье

Теперь Иоанн Добрый отослал своих сыновей с поля боя. Всех, кроме одного, — младшего Филиппа. Сенешаль Сентонжа Гишар д'Англь обеспечит им охрану для проезда до Шовиньи, где принцы на время будут в безопасности. Так дофин Карл, Людовик Анжуйский и Иоанн Беррийский оставили будущему герцогу Бургундскому всю славу пребывания в бою рядом с отцом.

Будь это решение принято вовремя, оно было бы мудрым. Любой мог понять, что жизни королевских детей ничто не должно угрожать. Конечно, они были «весьма молоды летами и советом», как напишет Фруассар. Но к восемнадцати годам дофин уже вошел в возраст воина, даже если испытывал мало интереса к оружию.

Может быть, король вдруг задумался, во что может обойтись выкуп принца крови? Скорей Иоанн Добрый внезапно сообразил, что здесь, не защищенное от превратностей войны, находится все потомство Карла Валуа. Для главы королевской династии, еще не совсем прочно утвердившейся на троне, рисковать жизнью и свободой всей мужской линии рода было бы чрезмерно неосторожным. Если бы все попали в руки врага, единственным средством их освобождения могло бы стать только отречение от короны…

После представителей рода Валуа, находившихся 19 сентября 1356 г. на берегах Миоссона, самым прямым потомком Людовика Святого был Карл, граф д'Эврё и король Наваррский, иначе говоря, Карл Злой, сидевший в то время в заключении…

Правду сказать, Иоанн Добрый рассуждал при Пуатье точно так же, как некогда при Креси героический слепой король Иоанн Чешский. Предпочтя умереть с оружием в руках, но не сдаться, Иоанн Чешский позволил выйти из боя своему сыну Карлу, который вскоре станет императором Карлом IV. Иоанн Добрый не обратится в бегство, как его отец Филипп VI при Креси. Он выполнит свой долг до конца. Но он обезопасил будущее короны. Он сберег род Валуа.

Карл Нормандский сделает из этого вывод, что короной рисковать нельзя. Дюгеклен и некоторые другие избавят французского короля от контакта с опасностями, не касающимися лично королевской особы.

Итак, решение отослать принцев из боя было мудрым. Но в тот момент сражения оно стало катастрофическим. Конечно, рисковать всеми принцами крови Франции сразу было нельзя. Но нельзя было и показывать, что утрачена вера в победу. Нельзя было вместе с дофином и двумя его братьями выводить из боя сильный отряд, которого будет очень недоставать рядом с королем. Отправка принцев была политический ходом; многие восприняли ее как проявление трусости, что стало особо заметным при попытке преследования, предпринятой Уориком. Многие рыцари французского короля после этого сочтут себя вправе уйти. «Иные удалились из армии».

Герцог Орлеанский со всей своей «баталией» — тридцать шесть «знамен», двести стягов — двинулся, чтобы встать за «баталией» своего брата-короля. Сзади резерва! Теперь позиция короля оголилась.

Иоанн Добрый был человеком смелым и отреагировал как храбрец. Все, от врагов до самых преданных друзей, будут возносить хвалу его отваге в тот день. Этот человек, который не был ни великаном, ни атлетом и от которого Карл V унаследует любовь к текстам и книгам, спешился, взял боевую секиру — рыцарский меч был слишком длинным для пешей схватки — и принял бой с английскими маршалами Уориком и Саффолком. В рукопашную вступила и королевская «баталия».

Через несколько мгновений Чандос сказал Черному принцу: теперь все дело решится там, где находится сам король.

Повернемся к вашему противнику, королю Франции. Там и происходит все самое главное. Я точно знаю, что он слишком смел, чтобы бежать.

В самом деле, вокруг Иоанна Доброго, видного издалека благодаря высокому росту, и разыгралась драма, где-то между виноградником и карьером на склоне холма. Там присутствовал коннетабль Бриенн, как и орифламмоносец Шарни. А также Бурбон и многие другие. И юный принц Филипп, помогавший отцу, смело оберегая его: «Враги справа… слева…»

Ветер разгрома веял над французским лагерем. Иоанн Добрый погубил лучших рыцарей в начальной схватке, допустил, чтобы основные силы армии пришли в расстройство в ходе беспорядочного боя, слишком поздно двинул резерв, чтобы тот мог что-то изменить. Теперь его верные люди падали мертвыми вокруг него. Шарни погиб с орифламмой в руке. Пал Бриенн, так же как и Бурбон, как и сир де Понс. Не столь смелые бесстыдно бежали. Чтобы стать героем, мало этого хотеть, и не все сделаны из того же теста, что и участники Битвы тридцати.

Повернулись все спиной

И вскочили на коней.

Иоанна Доброго эти дезертирства не удивляли. С утра он велел увести лошадей, чтобы отбить охоту у желающих бежать. Король все еще тяжело переживал унизительное бегство отца вечером после Креси. Что выиграла или проиграла от этого бегства Франция — таким вопросом он не задавался.

Французская армия разбегалась, порой бежали целые «знамена». Об этом бегстве будут говорить еще долго, причем люди, не принадлежащие к рыцарству. Об этом заговорят на Генеральных штатах. Об этом будет известно и «жакам», они повторят этот рассказ и присочинят от себя. Скоро с удовольствием начнут противопоставлять героизм короля и трусость знати, поспешив забыть таких людей, как Бурбон и Шарни. Заговорят об измене. Как известно, это слово было модным.

Англичане взяли пленных — в частности, Хуана Фернандеса де Эредиа, которому по приказу принца Уэльского едва тут же не отрубили голову, чтоб знал, как вечером изображать посредника, а на следующее утро сражаться. Будущему великому магистру ордена госпитальеров[62]спас жизнь Чандос, убедив принца, что кардинал Перигорский заплатит хороший выкуп за своих людей.

На этом деле некоторые уже сколачивали целые состояния например Обершикур, которого мы оставили связанным во французской телеге. Друзья в конечном счете освободили случайную жертву неудачной утренней провокации, и теперь он занимался тем, что приумножал капитал.

И вот оный Эсташ вновь сел на коня. После он в тот день совершил не один подвиг, беря в плен тех, чье богатство успел оценить, и требуя с них выкуп, что позволило ему немало разбогатеть.

Удача в бою иногда очень переменчива. Один англичанин преследовал Удapa де Ранти, рыцаря, реалистично смотревшего на вещи — «он видел, что битва проиграна бесповоротно, и отнюдь не хотел ставить себя под удар англичан». Но англичанин принял беглеца за труса, окликнув его:

Рыцарь! Обернитесь, ибо так бежать — великий стыд!

Услышав его, Удар сразу развернул коня, выхватил меч и стал ждать нападения. Своим щитом он отбил клинок англичанина. На том был прочный бацинет, Удар так ударил по нему мечом плашмя, что преследователь потерял сознание. Когда тот пришел в себя, он лежал на земле, а к его груди было приставлено острие меча. Удар получил за него немалый выкуп.

Тогда же пикардийский оруженосец Жан д'Аллен аналогичным образом разбогател за счет молодого сеньора Беркли, который бросился за ним в погоню на коне, принадлежащем к «цвету боевых коней», закричав: