Академия «Алмазное сердце» - Константин Фрес

— Пресвятые небеса, — прошептал Демьен, обернувшись назад и раскрывая от изумления рот ничем не хуже двойников Корнелиуса.

Из колодца с мертвым даром, который теперь был наверняка пуст, зловеще раскачиваясь, едва не до самой луны поднималось толстое огромное тело змея, настолько нереального и страшного, что от одного вида его можно было помереть от страха.

На его чудовищной, огромной плоской голове горели ненавистью зеленые дикие глаза, зловеще поднимался кожистый острый гребень. Змей яростно шипел, разевая зубастую жаркую пасть, и кольца его бесконечного тела, выползая из колодца, наползали на армию Корнелиуса и безжалостно давили его двойников. Змей, долбанув еще раз хвостом, приплющив добрую дюжину человек, и его голова с разинутой пастью метнулась к армии Корнелиуса.

— Ненавижу! — шипел змей, клацая зубами. — Ненавижу…

С яростью ухватил он одного двойника и пожрал его, пронзая острыми зубами и заглатывая куски мяса. Смотреть на это было жутко.

Впрочем, то, что издали казалось мясом, на деле тоже обращалось в пустотелые чучела. Тела двойников Корнелиуса, пронзенные зубами змея, сначала вздувались, словно сжатые с силой воздушные шары, а затем взрывались, оставляя после себя лишь оседающий тонкий пепел и сажу, словно после истлевшей бумаги.

Змей уничтожал неживых двойников десятками, и нападали она ни него десятками — яростные, ведомые в бой волей впавшего в истерику Корнелиуса.

— Ты сожрал мой дар! — тонко визжал некромаг. — Весь мой дар!

От злости у него некрасиво и даже отвратительно тряслось лицо, слюни брызгали с искривленных губ, и теперь его красота выглядела чем-то отталкивающим, неуместным, ненастоящим, украденным, словно Корнелиус — злой, жалкий, трусливый, — не заслуживал ее.

Змей бился и извивался, как раненная змея в пыли, когда двойники толпой нападали на него и кололи своими шпагами, стараясь пробить толстую чешуйчатую шкуру. Это мало кому из них удавалось, шпаги соскальзывали с твердой чешуи, оставляя на шкуре змея лишь бледные царапины, но когда удачный укол все же находил брешь между плотно лежащих пластин и лилась кровь, звенящая даром — украденным у Корнелиуса даром, — змей яростно шипел и бил хвостом налево и направо, захватывал кольцами своего длинного тела нападавших на него двойников и давил, заставляя их лопаться и испускать дымные магические души, превращаться в бумажный серый тлеющий пепел.

— Я ссссильнее тебя, — шипел он, израненный, расправляясь с остатками ненастоящего воинства Корнелиуса. — Я не боюсссь тебя! Ты получишшь по зассслугам, предатель и лгун! Я рассстерзаю тебя и выпущщщщу твои ненастоящие кишшшки!

— Ты забываешься, юный сын огненного мага, — высокомерно произнес Корнелиус, с трудом справившись с уродующей его яростью и придавая себе прежний вид — уверенный и спокойный, — хотя теперь он тоже казался не более чем бумажной тонкой маской. — Я — великий некромаг, вызванный из небытия. Неужто ты думал, что я ничего не умею и могу одолеть тебя лишь количество нападающих?

Он властно щелкнул пальцами, и один из уцелевших его двойников внезапно посерел, словно отлитый из свинца. Серыми с голубоватым отливом стали его кожа и одежда, глаза сделались пустыми и похожими на глаза оловянных солдатиков. Змей налетел на него, обвил его тело долгими кольцами, но раздавить не смог, сколько бы ни старался, напрягая тело. Металл больно впивался в его тело. Змей яростно цапнул его за голову, желая откусить, но раздался ужасный скрежет, из-под его зубов посыпались искры, а двойник остался жив.

Корнелиус расхохотался — снова визгливо, истерично, — глядя, как змей тщетно старается, вымещая свою ярость на металлическом болване, и снова защелкал пальцами. Один за другим уцелевшие его воины становились каменными, металлическими, белым мрамором и черным гранитом, закаленной сталью и мягкой медью с розовым отливом. Мало того — они вдруг стремительно начали увеличиваться в размерах, и змей, сжимающий своими кольцами металлическое тело, тщетно пытался удержать этот рост. Всего в несколько мгновений двойники Корнелиуса превратились в Колоссов — огромных, неповоротливых, но мощных и несокрушимых, — и тот, первый, с которым пытался сладить змей, одним ударом откинул его прочь.

Длинное тело покатилось по шахматной крыше, и Гаррет, трансформировавшись обратно в мальчишку, подскочил на ноги, яростно сверкая глазами. Он был весь изранен, истыкан шпагами, его одежда была порвана и исчерчена кровавыми полосами и перепачкана сажей, но это ничуть не умалило его боевой пыл.

— Не забывай, — издеваясь, прокричал он, — твой дар у меня! Весь, до капли!

— Иди со мной, — произнес Корнелиус, величественно протягивая к Гаррету руку, — я милостив и прощу тебе твой проступок. Отдай, — голос Корнелиуса предательски дрогнул, на высокомерном лице промелькнуло умоляющее, просящее выражение, жалкое, унизительное. Корнелиус словно пытался натянуть на себя образ величественный и прекрасный, но тот отчего-то рвался, и в прорехи проглядывала настоящая — ничтожная, — сущность Корнелиуса. — Отдай мне дар, и я сделаю тебя своей правой рукой.

— Никогда! — расхохотался Гаррет, сверкая недобрыми глазами. — Никогда, слышишь ты, лжец и трус?!

— Ты поплатишься за свою дерзость! — взревел Корнелиус, багровея до самых бровей и яростным движением рук отправляя своих каменных истуканов вперед. — Убейте их всех! Затопчите их всех!

Неспешно, неповоротливо двинулись каменные истуканы вперед. При малейшем шевелении с их плеч сыпались каменные и металлические осколки, словно с тысячелетних гор. Красивые каменные узоры, в которые превратились золотая вышивка и кружева, лопались, когда на каменную ткань ложились морщины и складки, огромные каменные и металлические осколки рушились вниз, грозясь зашибить всякого, кто подвернется, и от тяжких шагов истуканов лопались шахматные плиты.

От первого же удара тяжелой пяткой все подскочило — и студенты, едва удержавшись на ногах, и сами каменные исполины, — и шахматный пол разрезала глубокая трещина. Гаррет, в которого был направлен удар, успел увернуться и оттащить в сторону зазевавшегося Джона, второй удар каменной тяжкой ноги пришелся по пустому месту и проделал в каменному полу огромную яму.

Дерек, мгновенно трансформировав техноброню в крылья, взлетев вверх и черной птицей заметался перед лицами истуканов, мешая им высматривать жертвы под своими ногами, но, кажется, от его действий проку было мало. Он был один, а истуканов много.

Демьен подхватил на руки спасенную девушку и удирал вместе с ней, но ноша заставляла его быть не таким проворным и не таким изворотливым. Пару раз ему удалось увернуться, и он даже успел отбежать на удачное расстояние — примерно в пару великанских шагов, — но долго ему было не продержаться, это было ясно как день.

И надо всем этим хохотал, как ненормальный, Корнелиус.

От страха Уна и пошевелиться боялась, и, увидев над собой занесенную каменную ногу, просто замерла, как парализованная. От первого же сотрясения пола она упала, и все происходящее наблюдала полулежа, с изумлением, отказываясь верить в происходящее.