Сладостное заточение - Нева Олтедж

Он обхватывает мое лицо ладонями. — Я бы убил за возможность держать тебя за руку на публике и кричать всем придуркам, что ты моя, Захара. Но мы не можем.

— Почему нет? Тебе так важно, что обо мне подумает Семья? Потому что если это так, знай, что мне наплевать на их мнение.

— Ты сейчас так говоришь. Но поверь мне, ангел, когда ты столкнешься с этим на самом деле… Когда ты почувствуешь, что их осуждение преследует тебя повсюду, куда бы ты ни пошла, увидишь, как они тычут в тебя пальцами и говорят гадости за твоей спиной… — Он качает головой, словно пытаясь избавиться от неприятного мысленного образа. — Я, конечно, перережу горло любому, но это не избавит от боли, которую могут причинить их злобные слова. Мне противно видеть напряжение и печаль на твоем ангельском личике даже на мгновение, особенно если… — Он внезапно замолкает.

— Если что?

— Кто-то хочет моей смерти, Захара. Пока что они потерпели неудачу, но это не значит, что в следующий раз они не добьются успеха. Я не позволю, чтобы ты погибла из-за меня, прежде чем я смогу устранить эту угрозу. Эти претенциозные ублюдки пережевали бы тебя и выплюнули, прежде чем мое тело остыло бы.

— С тобой ничего не случится, слышишь? — рявкаю я. — И мне не нужно, чтобы со мной нянчились, Массимо. Я сама справлюсь.

— Но я хочу нянчиться с тобой. Ты что, не понимаешь? Я хочу, чтобы ты была счастлива. Но прежде всего мне нужно, чтобы ты была в безопасности. Сальво, возможно, прав: удерживая тебя рядом со мной, я, возможно, нарисовал мишень и на твоей спине. — Он зажмуривается и снова качает головой. — Мысль о том, что с тобой что-то случится…

— Ничего не случиться…

— Я никогда сознательно не подвергну тебя опасности. Я хочу, чтобы ты была со мной. Всегда. Только не проси меня об этом, потому что я не сделаю этого. Другого пути нет.

Я сглатываю. Есть способ. Мы могли бы сбежать. Покинуть это место и отправиться в другую страну, где нас никто не сможет найти. Если кто-то и сможет это сделать, то только он. Хотя ему пришлось бы бросить все, ради чего он работал последние два десятилетия. Я бы никогда не попросил его об этом. И в глубине души я боюсь, что он все равно не сделает этого. Не ради меня. Я, наверное, глупая, раз даже думаю о чем-то подобном.

— Мне нужно пойти и подготовиться. Дизайнер интерьера ждет внизу. — Я слезаю с Массимо и направляюсь в ванную.

Проходя мимо гардеробной, я замечаю свое отражение в зеркальных дверях. За исключением нескольких участков груди и плеч, покрытых прядями спутанных волос, все мое тело выставлено напоказ. Комната залита утренним светом, отчего каждая отметина становится особенно заметной. Мне даже в голову не пришло накинуть на себя простыню, чтобы прикрыться.

— Любуешься собой, ангел? — ухмыляется Массимо, становясь позади меня и обхватывая руками мою талию

Я наклоняю голову, сосредоточившись на участках более светлой кожи вокруг глаз, затем перевожу взгляд ниже. На более крупные бледные участки на груди. Затем на несколько заметных растяжек от моей груди, которая росла слишком быстро, когда мне было семнадцать. К нескольким другим — на бедрах, которые слишком широки, чтобы соответствовать общепринятым стандартам красоты.

Медленно мой взгляд возвращается к моему лицу, на этот раз фокусируясь на моих глазах. Нос. Губы. Моя сестра всегда говорила мне, что я красивая, но я никогда ей не верила. Я не могла видеть дальше своих недостатков, потому что в глубине души мне не нравилось то, кем я была внутри. Пугливой. Испуганной. Той, кто предпочла бы избегать конфронтации, чем постоять за себя.

Но теперь я уже не тот человек.

Я встречаю взгляд Массимо в зеркале. Его глаза горят неподдельным желанием. Судя по его твердому члену, прижимающемуся к моей спине, ему нравится то, что он видит. И, что удивительно, впервые в жизни мне тоже.

— Думаю, да, — говорю я.

— Хорошо.

Его левая ладонь медленно скользит вверх по моему животу. Он не такой плоский, как мне бы хотелось, но желание напрячь мышцы под моими мягкими изгибами не возникает.

Рука Массимо поднимается выше, слегка сжимая мою грудь, прежде чем переместить пряди моих волос, лежащие на выпуклости, за спину. Татуированные пальцы скользят по моей груди и шее, чтобы остановиться на моем лице, обхватив мой подбородок.

— Хочешь знать, что я вижу, когда смотрю на тебя? — шепчет он мне прямо на ухо. — Каждый раз, когда я смотрю на тебя?

— Да, — признаюсь я.

Его губы касаются моего лба. Прямо над большим участком бледной кожи над глазом. Место, которое я всегда презирала.

— Ты идеальна. Уникальна. Безупречна. Внутри и снаружи. — Опустив хватку на моем животе, он опускает правую руку ниже. — Я мог бы восхищаться твоей красотой каждый день, и целой жизни было бы недостаточно. Он проводит пальцем по моим складкам, заставляя меня ахнуть. — Я мог бы сказать тебе, какая ты великолепная, но если ты не против, я бы лучше выразил свое восхищение языком.

Я закусываю губу.

— Я не против.

Полуденный бриз дует сквозь деревья, шелестя листьями. Он такой нежный, что не слышно никакого звука, но я все равно его слышу. После почти двадцати лет, когда не было ничего более близкого к природе, чем клочок вытоптанной травы во дворе тюрьмы, эти лесные мелодии стали желанным вторжением. Я останавливаюсь и делаю глубокий вдох свежего воздуха Вермонта, прежде чем продолжить прогулку к шаткому причалу на берегу небольшого пруда.

Блондин, плотного телосложения в синей клетчатой рубашке и зеленых камуфляжных брюках развалился в кресле, бросая хлебные крошки в воду. Он полностью расслаблен. И наслаждается окружающим спокойствием и даже не замечает скрипа деревянных досок, когда я ступаю на причал.

— Вас трудно было найти, Ваша честь.

Судья Коллинз вздрагивает на своем месте, затем пытается подняться с него так быстро, как позволяет ему его тело. Мешок с сухарями падает из его руки, приземляясь в воду. Сразу же раздается шум от стаи гусей неподалеку. Птицы хлопают крыльями и отвратительно гогочут, нападая на остатки своей трапезы. На этом фоне судья застывает в оцепенении. Он все еще не набрался смелости посмотреть мне в лицо.

— Сколько лет сколько зим, — добавляю я, идя к концу причала и останавливаясь прямо за ним. — Семнадцать с половиной, если быть точным.

Коллинз с пепельным лицом медленно поворачивается. Несмотря на то что день был