Глаза Клеопатры - Наталья Миронова

Никита вспомнил, как они с Ниной обсуждали, мог ли Сталин испытывать угрызения совести. Он поглядел на Нину и увидел, что она тоже смотрит на него. Она кивнула. Никита понял, что она тоже об этом вспомнила.

— Еще раз вам говорю, — устало повторил между тем Великий Актер, — Сталин держался за власть всеми присосками и прекрасно знал, как она работает. Конечно, за Кремлевской стеной он был оторван от реальной жизни, но не настолько, чтобы ради эксперимента отдать то, на чем зиждется власть. А то, что вы предлагаете, — это не Сталин, это, извините, какой-то Жириновский!

— Вот! — вскричал режиссер, вскакивая с места.

Одним прыжком, как показалось Нине, он очутился на сцене. «Обезьяна с тигром», — вспомнилось ей лицейское прозвище Пушкина.

— Вот и дайте мне Жириновского! — воскликнул Галынин и вдруг, тыча пальцем в Великого Актера, заговорил с характерными, всей стране знакомыми запальчивыми интонациями человека-партии: — Вот ты! Ты мерзавец! Ты у меня попляшешь! Я тебя первого к стенке поставлю, первого! Однозначно!

Это был показ, знаменитый галынинский показ. Это было так смешно, что даже Нина и Никита, которым было велено сидеть тихо, рассмеялись в голос. Все актеры на сцене хохотали, Великий Актер сгибался пополам, хлопал себя по коленям и утирал выступившие на глазах слезы.

А повеселевший режиссер как-то сразу похорошел и стал симпатичным. С улыбкой на лице он немного походил на голливудского актера Кларка Гейбла.

— Вот и дайте мне Жириновского! — повторил он, отсмеявшись. — Я не прошу портретного сходства, но дайте мне вот этот занос, эту оторванность от действительности, легкое парение над ней. Ваш герой должен быть как будто немного под газом. Поймите, для него власть давно стала абстракцией. Ему хочется ощущать ее… осязать. Вот он и вымогает у дочерей доказательства верноподданности. Он же ни минуты не сомневается, что бразды правления останутся в его руках.

— Я понял. Это было безумно смешно, но, кажется, я понял. Дайте мне минуту, — попросил Всеволод Максимильянович.

— Я могу изобразить Жириновского, — вызвался молодой актер, сидевший на третьем ярусе сбоку, свесив одну ногу и подобрав под себя другую.

Нина его узнала — он играл роль «От автора» в «Онегине» — и догадалась, что здесь он будет играть Шута.

— Не надо, Юра, — отозвался Николай. — Не будем отбивать хлеб у Максима Галкина.

Великий Актер снова появился на третьем ярусе и начал произносить слова роли, но теперь монолог зазвучал совсем по-другому. Он не подражал Жириновскому, но еле заметное сходство все же чувствовалось. Он говорил возбужденно и слегка сглатывал слоги. Наверное, зрители на спектакле услышат что-то мучительно знакомое, но так и не поймут, в чем дело, подумала Нина. Как бы то ни было, безумный монолог Лира вдруг стал осмысленным, темные места прояснились. Сцена пошла, дочери, стоявшие ярусом ниже, начали отвечать отцу.

Нина открыла свою папку, извлекла альбом и толстый мягкий карандаш и принялась делать зарисовки.

Когда репетиция закончилась, Никита сказал Николаю, что хочет заехать посоветоваться с Верой Васильевной. Так уж у них повелось: с Николаем он был на «ты», с Верой — по отчеству и на «вы».

— Тебя Леша отвезет, — повернулся он к Нине.

— Поедемте с нами, — пригласил ее Николай.

— Нет, спасибо, но я лучше поеду домой, — отказалась Нина. — Есть кое-какие идеи, хочу поработать.

Никита поддержал ее:

— Мне нужно поговорить с Верой Васильевной по делу. А в гости заедем как-нибудь в другой раз.

После долгих препирательств с шофером Лешей, не желавшим отпускать хозяина одного, Никита все-таки сел в машину к Николаю.

— Олигарх, понимаешь, — подмигнул он Нине на прощанье.

— Мы можем поехать за ними, если хотите, — предложила Нина, садясь в машину.

— Есть кому за ними поехать. — Леша кивнул в сторону темного джипа, выезжавшего со стоянки следом за вишневой «Короллой» Галынина.

— Ладно, тогда домой, — вздохнула Нина и вдруг спохватилась, что уже во второй раз называет Никитину квартиру домом. — В смысле, к Скалону.

Вернувшись в квартиру, она прошла прямо в свою комнату, на ходу погладила прыгающего от радости Кузю и села к столу. В ее комнате стоял маленький антикварный столик-бюро. Нина извлекла из папки альбом и принялась за дело.

Она не чувствовала голода, работала, не замечая ничего. Впервые за долгое время она была по-настоящему счастлива, хотя давно уже, а может быть, и никогда, не мыслила подобными категориями.

Никита вернулся весьма довольный своей миссией.

— Ты пообедала? — спросил он, заглянув к Нине.

— Нет, я заработалась и забыла.

Его лицо окаменело.

— И что же, Дуся не предложила тебе поесть?

— Она предложила, а я отказалась, — поспешно солгала Нина. — Да ничего страшного! Мы можем вместе пообедать.

— Меня там покормили, — сказал Никита. — Подожди, я сейчас.

— Никита! — Нина вскочила и бросилась за ним. — Не надо. Все в порядке. Я не голодна.

— Нет, не все в порядке. Подожди меня здесь. Не ходи за мной.

— Я не хочу, чтобы вы из-за меня ругались.

— Мы не будем ругаться. — Он вернулся к ней, обнял, поцеловал и отвел обратно к столу. — Заканчивай свой рисунок. Ну-ка дай мне взглянуть! Что это?

— Ничего. — Нина захлопнула альбом. — Дуракам полработы не показывают. Это пока лишь наметки. А ты узнал, что хотел?

— О да. Даже более чем. Вера Васильевна дала мне ЕБЦУ.

— Что? — не поняла Нина.

— ЕБЦУ. Еще Более Ценные Указания. Это у меня в институте так шутили, и на работе прижилось. Ладно, работай.

Никита направился прямо в кухню. Дуся была там, занималась готовкой.

— Вернулись, Никита Игоревич? — приветливо улыбнулась она. — Может, проголодались?

— Да я-то в гостях поел, а вот почему вы Нину обедом не покормили? Вот что я хотел бы знать.

Дуся тут же напустила на себя воинственный вид.

— А она ничего не говорила. Хотела бы есть, попросила бы. А она ушла прямо к себе, да так и не выходила. Откуда мне знать?

— Она работала. — Никита изо всех сил старался не рассердиться. — Я тоже иногда дома работаю и поесть забываю, но меня вы всегда спрашиваете.

Дуся молчала. Ее лицо стало замкнутым и враждебным.

— Глаз у нее дурной, у вашей Нины. Я сразу поняла, — буркнула она наконец.

— Глаз дурной? — переспросил взбешенный Никита, не веря своим ушам. — Про дурной глаз это вы с мамочкой с моей поговорите. И про сглаз, и про порчу. То-то вы отказались к ней ездить! А сейчас, если хотите сохранить место, немедленно извинитесь перед Ниной и подайте ей обед.