Время умирать. Рязань, год 1237 - Николай Александрович Баранов

клич, что-то вроде «кху-кху». Разворачивая Гнедка и пуская его вскачь, Ратислав еще подумал: «Рано татары выскочили, могли подпустить поближе, и если не стоптать, так побить стрелами».

Будто нарочно вспугнули рязанский разъезд. Догоняли тоже словно нехотя: коней особо не гнали. Число их Ратша оценил тысячи в две. Скакали около получаса, пока вдали не завиднелось рязанское войско. Увидев русичей, татары развернули коней и помчались прочь.

Ратьша перевел Гнедка на рысь, давая отдышаться. Олег, скакавший все это время последним (видно, надеясь, что какой-нибудь особо резвый татарин подберется поближе и будет с кем переведаться в рукопашной), подъехал к нему стремя в стремя. Конь Олега заметно устал – в броне. Не пересел князь переяславский на легкого скакуна. Хорошо, что татары гнали их не всерьез, а то не ушел бы он от них. Ратьша попенял на себя: недосмотрел.

На лице Олега было выражение досады: опять не добрался до врага, не напоил свой меч кровью.

– Так и будем бегать по степи, – проворчал он. – То мы за ними, то они за нами.

– Ничего, успеешь подраться, – утешил побратима Ратислав. – Может, даже еще сегодня.

Он глянул на небо. Низкое зимнее солнце перевалило за полдень. Часа три-четыре светлого времени осталось. Дадут сегодня татары бой или будут заманивать дальше в степь?

К ним подскакала легкая рязанская сотня, идущая впереди тяжелой конницы. Сотник легко поклонился князю и боярину. Спросил:

– Много татар за вами шло?

– Тысячи две, – ответил Ратислав.

– Опять ушли, боя не приняв, – подосадовал сотник.

На это Ратьша ничего не сказал. Потом спросил уже сам:

– Князь Юрий Ингоревич впереди идет?

– Да, – кивнул сотник. – В середке. Да вон стяг его виден.

Ратьша кивнул и погнал коня к княжеской свите. Олег скакал чуть поотстав: конь его так толком и не отдышался. Великий князь с полусотней гридней и кучкой ближников ехал в пятистах саженях впереди тяжелой, построенной в линию тройных клиньев панцирной конницы. Легкая конница шла на крыльях и впереди.

Князь Юрий встретил их вопросом:

– Ну, далеко вражье войско?

– Не видели, – покачал головой Ратислав. – Шуганули нас.

– Близко они, – глянув на полуденный окоем, сказал князь Юрий. – Чую их.

Ноздри Юрия Ингоревича хищно раздулись. В глазах опять сверкнула ненависть.

– Пешцы далеко ли? – поинтересовался Ратьша.

– Нет, – оторвав глаза от заснеженной степи и глянув на воеводу степной стражи, ответил великий князь. – Позади идут в паре верст.

– Уморились, должно?

– Ништо, – махнул рукой князь Юрий. – Бой начнется, им никуда не бежать, на месте стоять придется. Отдышатся.

Ратислав в сомнении покачал головой.

– Посыльный скачет от передовых сотен, – показал на всадника (явно кто-то из свиты), несущегося им навстречу.

– Должно, опять татары замаячили, – буркнул недовольно Олег Красный. – Опять в догонялки хотят поиграть.

– Поглядим, – пожал плечами великий князь и выехал вперед.

Подскакавший гонец осадил коня перед Юрием, выдохнул:

– Татары впереди показались. Много.

– Далече? – спросил князь.

– Версты три. Из балки, через которую дорога на Онузлу проходит, выскочили. Сейчас в лаву разворачиваются.

– Хорошо! – В голосе Юрия Ингоревича слышался азарт охотника, увидевшего наконец долгожданную дичь. – Готовьте войско к бою! – Это уже воеводам свиты.

Те метнулись по своим местам.

– Вы тоже к своим ступайте, – обратился князь Юрий к Олегу и Ратьше. – Твои, Олег, на правом крыле. Остатки твоих, Ратислав, там же. Готовьтесь. Чую, надоело татарве бегать по степи, решили наконец впрямую силами помериться.

Олег с Ратьшей кивнули и погнали коней на правое крыло. Там Ратислав пересел на отдохнувшего Буяна и снова встал на острие тройного клина своих сакмогонов-панцирников, идущего в линии крайним справа. Олег тоже занял место в строю своих гридней в соседнем клине.

Ехали шагом. Впереди примерно в версте маячило несколько легкодоспешных сотен. Справа растянулись в широкую лаву две с лишним тысячи плохо одоспешенных конных охотников и детских, которых тоже скорее можно было отнести к легкодоспешной коннице. На левом крыле их шло примерно столько же.

Легкодоспешных предполагалось использовать в битве как конных стрелков или против легкой конницы кочевников. Линию тройных клиньев составляли семь тысяч панцирной тяжеловооруженной конницы, растянувшихся в ширину больше чем на версту. Вместе с крыльями из легкодоспешных рязанское конное войско растянулось в ширину почти на две версты. Позади шла пехота с глубиной строя в десять рядов, перегородив степь больше чем на версту.

Вскоре впереди замаячила черная полоса чужих всадников. Снега над ними почти не поднималось: видно, тоже двигались шагом. Степняки приближались. Уже стало можно прикинуть их количество – тысяч десять, не меньше. Скорее, больше. Может, и все четырнадцать. Это тех, что шли прямо на рязанцев. И еще тысячи по три-четыре маячило справа и слева от основного войска степняков верстах в двух от его крыльев. Похоже, татары решили взяться за русских всерьез.

«Пусть четырнадцать или даже пятнадцать тысяч идет встречь, – рассуждал Ратьша, – еще тысяч шесть, пусть восемь, на крыльях. Двадцать с небольшим получается. Где-то еще пятьдесят тысяч прячется».

Ратислав привстал в стременах, осматриваясь по сторонам. Нет, больше степняков не видать. Зато татары, те, что двигались на крыльях степного войска, ускорили ход коней и стали охватывать русское войско с боков. Но с этими должны справиться свои легкодоспешные, идущие справа и слева.

Татары, идущие встречь, приближались. До них уже осталось меньше версты. Те, что охватывали рязанцев с боков, тоже заметно сократили расстояние. Оба легких крыла русичей, получив приказ, развернулись на них и пришпорили коней. Татары, увидев это, приостановились, а потом подались назад, развернули коней и стали уходить в степь. Легкодоспешные стали их преследовать. Рязанская панцирная конница перешла на рысь, потихоньку набирая разбег. Татары, идущие встречь, тоже ускорили ход коней. Над ними заклубилась поднятая в воздух снежная пыль, скрывая задние ряды.

Теперь казалось, что врагами заполнена вся степь до самого окоема. По хребту продрал озноб. Чтобы прогнать незваную дрожь, Ратьша глянул влево – на скачущую линию сверкающих серебром доспехов рязанских клиньев. В шести десятках саженей на острие соседнего клина несся Олег. Этот был спокоен, если не сказать радостен, в предвкушении хорошей драки. Заметив, что Ратьша смотрит на него, белгородский князь приподнялся на стременах и вздел вверх копье, приветствуя побратима. Озноб ушел, и татарская лава, мчащаяся навстречу, перестала казаться несметной. Ратьша тоже приподнял копье, взятое им вместо потерянного в последней стычке, отвечая на приветствие.

Когда до татар осталось саженей триста, Юрий Ингоревич, так и едущий со своими гриднями впереди рязанского войска, пустил коня вскачь. Панцирники последовали примеру своего князя. От грохота тысяч копыт, казалось, задрожала степь.

Двести саженей до врагов, тоже пустивших