Тени предков - Джорджет Хейер

Фанни таинственно покачала головой.

– Дитя, меня не спрашивай. И перестань прыгать по комнате, дурочка! Где жемчуга Джастина?

– Ах, жемчуга! – Леони кинулась к туалетному столику и извлекла из шкатулки длинную нить молочно-белых жемчужин.

Фанни дважды обвила ожерельем ей шею, бросила отчаянный взгляд на часы, обрызгала духами платочек и Леони, последний раз одернула белую парчу и поспешила к двери.

– Вы будете готовы еще не скоро! – воскликнула Леони. – И все потому, что одевали меня. Мне вас подождать, мадам? Здесь?

– Да, дитя, конечно. Я хочу присутствовать, когда Джа… когда они увидят тебя. Но пойдем, ты посидишь со мной, пока я закончу мой туалет.

Однако Леони была не в настроении сидеть смирно. Она прогуливалась перед зеркалом, делала реверансы своему отражению, играла веером, нюхала свои розы.

Рейчел в этот вечер все делала быстро, и вскоре миледи уже была облачена в шелковый розовый роброн с юбкой из серебряных кружев на таком широком обруче, каких Леони еще видеть не приходилось. Миледи вновь провела заячьей лапкой по лицу, надела на руки браслеты и вставила колышущиеся перья в свою неподражаемую прическу.

– Ах, мадам, как это все красиво! – сказала Леони, останавливаясь.

Миледи состроила себе гримаску в зеркале.

– Сегодня не имеет значения, как я выгляжу, – вздохнула она. – Тебе нравится серебряное кружево, дитя? И туфли? – Она приподняла юбки и показала хорошенькую лодыжку.

– Да, мадам, нравятся… ах, очень! А теперь пойдемте вниз и покажемся монсеньору!

– Сию минуту, душенька. Рейчел, мои перчатки и веер! Леони, возьми букет в другую руку, а ленту веера надень на запястье. Чудесно! Ну, я готова.

– Я до того волнуюсь, что, по-моему, вот-вот лопну! – сказала Леони.

– Дитя! Помни, что ты должна следить за своим языком! Никаких «лопну» или «свиных отродий» сегодня вечером, если ты меня любишь.

– Да, мадам, я буду помнить. И еще никаких «панталон».

– Ни в коем случае! – Фанни хихикнула и выплыла из двери на площадку лестницы. Там она остановилась и отступила в сторону. – Иди впереди меня, дитя. Медленнее, медленнее! О Боже, сколько сердец ты разобьешь, я знаю! – Но последнее она сказала беззвучно.

Леони чинно спустилась по широкой лестнице, в этот вечер ярко озаренной канделябрами с высокими свечами в стенных нишах. Внизу в зале, у камина, собрались мужчины: герцог, сверкая орденами на кафтане лилового атласа, лорд Руперт в бледно-голубом, щедро расшитом золотом и франтовском камзоле с цветочным узором, Марлинг в красно-коричневом и Давенант в бордовом. Леони остановилась на полпути и развернула веер.

– Но посмотрите же на меня! – потребовала она с упреком.

Они быстро обернулись на звук ее голоса и увидели тоненькую фигурку между двух канделябров, всю в белом, от прически до сверкающих брильянтами каблучков: белая парча, открывающая плечи, белая пена кружевных юбок, белые розы на груди и в руке. Только глаза мерцали глубокой синевой, полураскрытые губки были как две вишни, а щеки чуть розовели.

– Ах, ты красавица! – охнул Руперт. – Ей-богу, красавица!

Герцог подошел к подножию лестницы и протянул руки:

– Спускайся, ma belle!

Она сбежала к нему. Он склонился над ее рукой, а она покраснела и сделала легкий реверанс.

– Я хорошенькая, монсеньор, правда? Все это сделала леди Фанни, и поглядите, монсеньор, она подарила мне вот эту булавку, а Руперт – цве… нет, веер! А цветы мне подарил мосье Давенант, а мистер Марлинг – это милое колечко! – Она, пританцовывая, подбежала к ним. – Благодарю вас, от всего сердца благодарю! Руперт, ты сегодня такой щеголь! Я никогда не видела тебя таким… таким аккуратным и tout а fait beau![135]

По лестнице спустилась леди Фанни.

– Ну, Джастин? Мне удалось?

– Дорогая моя, ты превзошла себя! – Он оглядел ее. —И твой собственный туалет безупречен.

– А! – Она пожала плечами. – Сегодня я ничто.

– Ты trиs grande dame[136], моя дорогая, – сказал он.

– Да, пожалуй, —она кивнула. – Этого я и хотела добиться.

Руперт поднял свой лорнет.

– Ты всегда выглядишь первой красавицей, Фан, Этого у тебя не отнимешь.

Внезапно лакеи у парадной двери вытянулись в струнку.

– О, кто-то уже подъехал? – воскликнула миледи. —Идем, дитя! – И она отправилась в бальный зал, который тянулся во всю длину дома.

Леони одобрительно его оглядела.

– Voyons, это мне нравится! – сказала она, подошла к одной из огромных корзин с цветами и потрогала нежные лепестки. – Мы все очень аристократичны, как весь дом. Монсеньор, Руперт такой прелестный, правда?

Эйвон оглядел своего высокого брата, истинный образчик щеголя-повесы.

– Ты называешь его прелестным? – протянул он,

– Дьявол тебя побери, Джастин, – огрызнулся милорд.

Лакей, стоя у широких дверей, одно за другим звучно называл имена. Руперт стушевался, а леди Фанни пошла навстречу гостям.

Час спустя Леони казалось, что весь дом полон нарядно одетых дам и мужчин. Она сделала сотню реверансов, а в ее ушах все еще звучал голос миледи: «Имею честь, мадам, представить вам мадемуазель де Боннар, воспитанницу моего брата».

В самом начале вечера Эйвон подошел к ней с каким-то молодым человеком, одетым по самой последней моде, с орденами на груди, в парике, который' был истинным произведением искусства. Эйвон сказал:

– Моя воспитанница, принц. Леони, его высочество принц де Конде желает познакомиться с тобой.

Она сделала глубочайший реверанс. Конде склонился над ее рукой.

– Мадемуазель поистине ravissante[137], – сказал он. Леони завершила реверанс и застенчиво улыбнулась. Его высочество прижал руку к сердцу.

– Мадемуазель сделает мне честь принять мое приглашение на первый танец? – спросил он.

Леони сочла его любезным мальчиком, и только. Она положила руку на его локоть и солнечно ему улыбнулась.

– Я буду рада, мосье. Это мой собственный бал! Чудесно, правда?

Конде, привыкший к светским барышням, скучающим по требованию приличий, был пленен такой безыскусственной веселостью. Заиграли скрипки, и за ним с Леони выстроились пары.

– А мы обязательно должны быть первыми? – шепнула она доверчиво.

– Ну разумеется, мадемуазель, – улыбнулся он. – Вы должны открыть ваш собственный бал.