Тайна священного колодца - Василий Михайлович Чичков

Томпсона и извлекали сокровища из Священного колодца.

Революционное правительство Мексики потребовало у Томпсона вернуть в Мексику хотя бы часть добытых сокровищ, потому что это национальное богатство. Томпсон ответил отказом, заявив, что если бы он не извлек эти сокровища, то они лежали бы в колодце еще тысячу лет.

Томпсону предложили выплатить Мексике компенсацию пятьсот тысяч долларов. Томпсон отказался. Правительство конфисковало его асьенду и имущество в Чичен-Ице. Но все сокровища Священного колодца — национальная гордость Мексики — навсегда остались в американском музее Пибори.

ПРОЩАНИЕ СО СВЯЩЕННЫМ КОЛОДЦЕМ

Мы стояли на краю колодца, на площадке, с которой когда-то прыгала Сквик. Наверное, колодец не изменился за тысячелетие, которое насчитывает его история. Те же отвесные берега, в них видны слоистые отложения известняка. В глубине колодца, метрах в двадцати от края, зеленоватая поверхность воды. В ней отражаются небо, облака, кроны высоких деревьев, растущих на берегу колодца. Сохранилась до сих пор каменная площадка на краю его.

Если пройти несколько шагов по краю, можно увидеть крепления землечерпалки мистера Томпсона.

Проводник Исидро осторожно дотрагивается до моего плеча.

Мы возвращаемся на площадь к пирамиде. Мы идем по той самой знаменитой дороге, по которой когда-то двигались торжественные процессии. Но теперь здесь лишь тропинка. По сторонам гигантские деревья. Дорога, проложенная мистером Томпсоном, тоже давно скрылась в зарослях леса.

Снова перед глазами пирамида и храм наверху. Там туристы. Они смотрят в сторону колодца. И вдруг я представил себе одного из этих людей с жезлом в руке, в накидке из перьев, в пышном головном уборе.

Но суета туристов, крик гидов разрушили прекрасное видение. Я слышу английскую речь, вижу американцев, которые ходят вокруг пирамиды группами и в одиночку. Те, кто побогаче, нанимают личного гида. Эти двое — мужчина и его молоденькая жена — бродят по зеленой лужайке около пирамиды в сопровождении гида-индейца. На нем белые брюки и пестрая нараспашку рубашка, на ней шорты, красиво обтягивающие бедра.

— Марлэн, ты сядь на этого зверя! — кричит американец.

— Это бог дождя, мистер! — сообщает гид.

— Очень хорошо!

Марлэн садится на бога, как на осла, грациозно выставив вперед ножку. Снимок готов.

Они идут дальше, взявшись за руки. Гид услужливо бежит впереди.

— Это стадион, мистер, — говорит гид. — Длина поля сто пятьдесят метров. На каменных стенах, как видите, каменные кольца. Это прообраз баскетбола, мистер.

Американец смотрит на кольца, показывает их Марлэн, что-то говорит и смеется.

— На той трибуне сидел вождь, — показывает гид-индеец и вдруг бежит по зеленому полю к трибуне. Он садится на скамейку Халач-Виника и говорит: — Вы меня слышите?

Его было слышно, хотя расстояние сто пятьдесят метров.

Гид бросил монету на камень — было слышно, как звякнула монета.

— Пройдите сюда, прошу вас, — приглашает гид.

Американец подхватил под руку свою молоденькую жену и весело побежал с ней по зеленому полю к трибуне вождя.

Мы с Исидро пошли в другую сторону. Под апельсиновыми деревьями на камнях, которые еще хранили на себе рисунки древних жителей Чичен-Ицы, сидели индейцы. Они неторопливо обдирали кожицу с апельсинов и перебрасывались словечками на языке индейцев майя. На том самом, который звучал в этом великом городе древности.

Лица крестьян были так схожи с теми, что высечены на камнях: тот же профиль, тот же разрез глаз, и в то же время как непохожи эти крестьяне на своих предков. У тех величественная осанка, гордо поднятая голова, уверенный взгляд. У этих — спина согнута нуждой, во взгляде покорность и мольба, рука готова протянуться за милостыней.

Откуда знать этим неграмотным, забитым крестьянам секреты акустики стадиона, построенного их предками, законы, по которым ученые жрецы наблюдали из обсерватории за движением Солнца и Луны и предсказывали засуху и период дождей.

Наверное, у потомков великих майя была бы другая судьба, если бы бледнолицые пришельцы из Старого Света огнем и мечом не сокрушили великую цивилизацию, не уничтожили высокую культуру и не превратили индейцев майя в своих рабов.

Индейцы сидят на камнях под апельсиновыми деревьями, поглядывают на пестро одетых туристов, без устали шагающих по ступеням пирамиды и храмов. Индейцы готовы услужить каждому, лишь бы получить монету, пусть даже самую маленькую…

РАССКАЗЫ, ОЧЕРКИ

-

ПОД СЕНЬЮ ПИРАМИД

ДВА МАЛЕНЬКИХ ПУТЕШЕСТВИЯ

Наверное, каждый, кто приезжает в Мехико, поднимается на Латиноамериканскую башню. Она стоит в центре города, и ее видно отовсюду. «Башня» — название символическое. Это современный небоскреб с огромными окнами. На его этажах расположились конторы, а на самом верху — смотровая площадка. Скоростной лифт подхватывает приезжего и мчит на сороковой этаж.

Отсюда открывается зрелище неповторимое. Видна равнина, окруженная горами, на которой разместился большой современный город.

Горы стоят могучей стеной, будто хотят защитить Мехико от ветров, бурь и нашествия врагов. Горы остались такими же, как пятьсот лет назад, когда здесь впервые появились ацтеки. Ни время, ни канонады орудий Кортеса не изменили их облика. Ярко серебрятся снегами вершины гигантских вулканов Попо и Ицта.

Говорят, что жили когда-то, очень давно, девушка и юноша. Они любили друг друга, и бог решил увековечить эту любовь. Он создал вулкан Ицта, который так похож своими очертаниями на спящую красавицу. Рядом другой вулкан, Попо. Это юноша. Он курит трубку у ног девушки и охраняет ее покой.

Мексиканцы любят свой город, и поэтому на смотровой площадке увидишь не только туристов, но и жителей столицы. Они подолгу стоят у подзорных труб, хотят увидеть отсюда свой дом, свое окно и заодно и дом приятеля. Гид помогает разыскать нужный район и улицу.

Мне уже приходилось видеть города с высоты птичьего полета. Я помню Берлин в мае сорок пятого. Только кончилась война, и можно было впервые, не пригибаясь, без перебежек пройтись по улицам города, подняться на колонну Победы и взглянуть оттуда на поверженную фашистскую столицу. Где-то еще дымились крыши, кругом вместо домов были груды развалин. Унылые немцы в темных шляпах брели по пустынным улицам, а по Шпрее с торжественной медлительностью плыли трупы фашистских солдат и офицеров. Только у рейхстага было весело. Наши солдаты старательно выводили свои имена на выщербленных осколками и пулями стенах.

Через одиннадцать лет я увидел другой город — Париж. Увидел его с Эйфелевой башни, и сколько радостных красок открылось тогда взору! Кажется, Париж и