Кровь изгнанника - Брайан Наслунд

Вира поморщилась:

– Не называй меня так. И когда ты успел забраться в этот схрон? Я же тебя ни на миг из виду не выпускала.

Фельгор улыбнулся и отпил еще глоток:

– Ты же помнишь, я – вор.

Бершад посмотрел на бурдюк. С виду, похоже, баларский. Наверное, виски спрятали пограничные стражники, а где виски, там и съестное.

– Завтра утром покажешь мне схрон, – сказал Бершад. – А сейчас поделись-ка находкой.

Он глотнул из бурдюка. Виски обожгло горло и согрело внутренности. Вообще-то, в пути Бершад обычно не пил, но вчера он чуть не умер в драконьем логовище, да и покамест, впервые за несколько недель, им не грозила опасность. Самое время выпить и расслабиться. Он передал бурдюк Вире. Она сделала глоток и, судя по всему, пришла к тому же выводу, что и Бершад.

На четверых было больше чем достаточно. Первым захмелел Фельгор, заплетающимся языком целый час расспрашивал Роуэна, какие женщины ему нравятся, а потом, когда тема себя исчерпала, начал рассуждать о колбасках и пиве.

– Вот я никогда не пробовал этого вашего хваленого ливенеля, – рыгнув, сказал Фельгор Роуэну. – По мне, нет ничего лучше можжевеловой водки с лаймом. Ничего. Вот придем в Бурз-аль-дун, я тебя угощу… Я все лучшие таверны знаю.

– Фигня все это, – ответил Роуэн, из-за виски громче обычного. – Ливенель – самый лучший напиток на свете. Он на вкус, как… э-э-э…

– Как туманное утро, – сказал Бершад. – На заре.

– Вот да, – подтвердил Роуэн. – Именно так.

– Ха, – сказал Фельгор. – А какой вкус у туманного утра?

– Такой же, как у ливенеля, – улыбнулась Вира, растянувшись у костра и глядя на звезды. – Тебе ж только что сказали.

– Ты захмелела, паучок, – сказал Фельгор.

– Мы все захмелели, воришка.

– Ага. – Фельгор причмокнул. – Веселенькое дельце. Сидим в глуши, выпиваем у озера, наелись каких-то хрустящих озерных тварей, Вира потеряла палец, а я больше недели толком не срал, уж не знаю, как вы.

– Могло быть хуже, – сказал Бершад.

– Куда уж хуже?

– А если б Йонмара не убили?

Все рассмеялись. Вира вернула Фельгору бурдюк, и виски пошло по кругу, пока не выпили всё до последней капли. Фельгор отрубился первым, за ним Роуэн. Оба громко храпели. Бершад и Вира долго сидели у костра. Молчали.

Глядели друг на друга и слушали ночь.

Неведомые земли, Вепрев хребет

Из-за виски все спали допоздна. Бершад проснулся ближе к полудню, уже без похмелья, а вот остальным было худо.

– Подъем! – гаркнул Бершад. – Пора в путь.

– Да не ори ты так! – пробормотала Вира, облизывая пересохшие губы. – Ох, водички бы.

– По-моему, я умираю, – заявил Фельгор, щурясь на солнце.

– Погоди, сначала покажи, где ты нашел виски.

Фельгор рыгнул, будто собираясь блевануть, но потом просто сплюнул.

– Ага, покажу. Это вон там.

Путники собрали пожитки и спустились к берегу озера. Пока Роуэн и Вира жадно хлебали воду, Фельгор отвел Бершада к схрону.

– Вот, только там больше ничего нет.

Бершад обнажил меч и начал раздвигать им высокие камыши, тихонько шуршавшие при каждом взмахе. Углубившись в заросли, минут через пять драконьер добрался до высокой кочки и ткнул в нее мечом. Клинок глухо ударил о дерево. Бершад нагнулся, запустил пальцы в грязь и нащупал край чего-то деревянного.

– Эй, помоги-ка! – сказал он Фельгору.

– А что это?

– Найди край с той стороны.

Фельгор обошел кочку, повторил движения Бершада, кивнул. Вдвоем они вытащили из грязи деревянную лодку – баларскую дори, шагов десять длиной. В нее вполне поместились бы четверо, но борта были покорежены и изъедены глиной. Под лодкой обнаружились четыре весла, облепленных улитками.

– Переберемся на ней через озеро, – сказал Бершад. – А дальше река сливается с рекой побольше, которая течет через Таггарстан.

Фельгор почесал в затылке:

– Какая-то она ненадежная. Не потонет?

– Иначе только на своих двоих. Или вплавь, – сказал Бершад.

Фельгор пожал плечами:

– Ну ладно, давай на лодке.

Самым трудным было погрузить на лодку Альфонсо, пожитки и всех остальных. С ослика сняли поклажу и почти час заманивали его в лодку. Хорошо, что Вира нашла дикую морковь. Альфонсо нерешительно потоптался по дну, прошел к носу и улегся там спать. Остальные забрались в лодку, кое-как расселись и начали грести.

– С похмелья хуже занятия не придумаешь, – сказал Фельгор минут через двадцать.

– В бою тяжелее, – сказал Роуэн.

– Ты что, сражался после попойки?

– Ну да, если не было времени снова напиться. Солдаты только и делают, что чего-то ждут. А в перерывах пьют и валят противника в грязь. Ну или протыкают его мечом, если получится.

– Ужасно.

– Согласен.

С противоположного берега озера по северным отрогам Вепрева хребта текла узкая река, бурная и порожистая. Лодку качало и швыряло в разные стороны, словно какой-то жестокий ребенок пытался утопить кота. Вскоре Фельгор бросил весло и начал блевать, а Альфонсо тихонько подвывал, тщетно пытаясь встать.

– Я передумал, – выдохнул Роуэн на тихом участке реки. – Грести с похмелья – занятие хуже всего на свете. О боги!

– Сосредоточься и греби, – сказала Вира. – Главное – не отпускай весла.

Река петляла по ущельям, лодку бросало от одного берега к другому и крутило так, что по большей части гребцы смотрели не вперед, а назад, лихорадочно работали веслами и орали дурными голосами, перебираясь через пороги и лавируя между камней. К вечеру уцелели всего два весла, воды в лодке было по щиколотку, а бедняга Альфонсо оцепенел от ужаса.

Наконец они прошли сквозь узкое ущелье, где лодку едва не разбило в щепки, и река стала шире, а течение замедлилось. Теперь можно было наслаждаться путешествием. Все долго молчали, не веря своему счастью. На закате Бершад поглядел назад и увидел вдали громаду Вепрева хребта. Перед ними расстилалась бескрайняя степь.

– Выбрались, – сказал Бершад.

– Ничего хуже со мной в жизни не случалось, – сказал Фельгор.

– На тебе же ни царапины, – заметила Вира. – Хотя вопил ты громче всех.

– Не у всех в жилах лед, а не кровь, как у тебя, паучок, – возразил Фельгор. – И не у всех безумие в сердце, вот как у нашего отважного драконьера. Но ты верно подметила. Все-таки это не самое худшее, что со мной случалось. Однажды я заплатил десять серебряников за шлюху, а у нее оказался уд.