Девушка из Дубровника - Анна Жилло

- Не знаю, Глеб. Мне всегда казалось, что работа должна быть для жизни, а не жизнь для работы. А сестра чем занимается? – спросила я, обмакивая в айвар запеченный баклажан.

- В университете учится на эколога.

- Может быть, она выйдет замуж, и ее муж тоже станет вашим партнером. У нее есть парень?

- Понятия не имею, - Глеб уронил с вилки кусочек мяса, который тут же подобрала одна из вездесущих кошек.

Отложив вилку, он смотрел на кошку. Нет, сквозь кошку. Не выдержав его мрачного, тяжелого взгляда, она коротко мякнула и унесла добычу подальше от нас.

- Глеб?

- Ника, мы с ней не разговариваем уже четыре года. Точнее, она со мной не разговаривает.

- Интересно, - сказала я, тоже положив вилку. – Кажется, я начинаю верить, что в повседневной действительности Глеб Осадчий та еще зараза. Ну ладно старшая, она тебя знать не хочет, потому что ты сын своего отца. Но младшую-то ты чем обидел? Ты поэтому говорил, что женщины тебя ненавидят?

- Не только. Вообще она не разговаривала со мной год. Вообще ни слова. Сейчас делает вид, что все в порядке, но только когда мы встречаемся у родителей. Чтобы их не расстраивать. Разговариваем на нейтральные темы. Но помимо этого она меня видеть не желает.

- Так в чем дело-то? Или это тайна?

- Да какая там тайна… Она считает, что я сломал ей жизнь. Влез не в свое дело и разрушил ее счастье.

- А ты влез и разрушил?

- Может быть, не знаю. Но тогда я так не думал. Ей было шестнадцать. А ему почти вдвое больше.

- Неслабо. Но все равно – зачем? Это ее жизнь, какое твое дело? Опять желание все контролировать? Стоп… подожди… Нет! – мозаика сложилась в одно мгновение.

- Да. Он приехал за щенком. Два месяца как развелся. Родители уехали куда-то, Лииса жила у меня. Я их застукал в саду – целовались на скамейке. На нее наорал, ему чуть морду не набил. Потом пошли с ним в кабак, надрались…

- Нормально, чего там!

- Он признал, что ступил, забрал Янку и уехал. Лииса закатила истерику, сказала, что меня ненавидит и будет ненавидеть всегда.

- Цирк-шапито на колхозном поле… Да, Глеб… Вот скажи честно, ты вмешался потому, что беспокоился за сестру, или побоялся, что, если что-то пойдет не так, тебе придется выбирать между ними?

Глеб побледнел, потом покраснел. Откинувшись на спинку стула, он смотрел на море и кусал губы.

- Да, госпожа мудрая змея, ты угадала, - сказал он наконец, не глядя на меня. – Беспокоился, само собой. Но вторая причина была более весомой. А в результате я все равно поссорился с сестрой.

- А Бран?

- А что Бран? Не знаю, Ника, мы с ним об этом больше не говорили. Он спрашивает, как у нее дела, но… ничего такого. У него девушка в Сплите, уже три года. Такие гостевые отношения. То он у нее живет пару-тройку недель, то она к нему приедет, то поедут куда-то вместе. Насколько я знаю, жениться не планирует. Ну, скажи, что я сволочь, тиран, деспот, достойный сын своего папы и бледная копия твоего мужа. Тебе ведь очень хочется? Ну так скажи.

Я молчала. Первая мысль была именно такая, он не ошибся. Но только первая.

Официант строил на подсобном столике пирамиду из пепельниц и с любопытством косился на нас. Наверно, ему очень хотелось узнать, что происходит, но вряд ли он понимал, о чем мы говорим.

Я встала, обошла стол и обняла Глеба за плечи – так же, как до этого.

- С одной стороны ты действительно сволочь и деспот, потому что влез в чужие отношения. Но я пытаюсь представить, что ты тогда должен был чувствовать. И понять. Ей было всего шестнадцать, девчонка еще. Может, для нее это и было серьезно, но для Брана – сомневаюсь. Помнишь, ты сказал, что он тогда после развода берега потерял? Вряд ли хорошо сознавал, что делает. Может, когда-нибудь они оба тебе скажут спасибо, что ты не дал им глупостей натворить.

- Не думаю, - Глеб коснулся губами моей руки. – Но это уже неважно. А вот тебе точно спасибо. Если честно, не ожидал, что ты поймешь. Или хотя бы попытаешься.

- Глеб, у меня почти нет друзей, подруг. Есть несколько приятельниц – так, поболтать, сходить куда-то вместе. Самая близкая из них вышла замуж в Италию, мы уже несколько лет не виделись, только по скайпу общаемся. Мне даже представить сложно, как можно с кем-то дружить четверть века. Это уже как родственник. И оказаться в такой ситуации, когда с одной стороны друг, а с другой сестра… Ты же мог тогда потерять обоих. И они ведь тоже не подумали о тебе – ни тот, ни другой.

Я поцеловала его в макушку и увидела, что на моем стуле сидит кошка, пытаясь дотянуться лапой до тарелки.

- Брысь! – я махнула на нее рукой. – Слушай, Глеб, давай уже есть. А то сейчас опять придет козел и сожрет все, до чего еще кошки не дотянулись. Все это дело давнее. Бран, как я понимаю, на тебя обиды не держит, а Лииса встретит кого-нибудь и вот тогда точно тебя поблагодарит.

Глеб вздохнул так, как будто сто кило с плеч сбросил. Мы доели остывшую пржолицу, выпили кофе, еще немного побродили по берегу и вернулись к машине.

- Ну что, - спросил Глеб, заводя двигатель. – Домой? Или еще покатаемся?

- Давай домой. На море все равно сегодня больше не пойдем. Отдохнем, а вечером можем погулять. Поужинать где-нибудь.

На обратном пути мы больше молчали. От истории, рассказанной Глебом, остался осадок – но не тяжелый, горький, как можно было ожидать. Скорее, грустный. Это было похоже на матрешку. Как только тебе покажется, что ты уже достаточно хорошо знаешь человека, вот тут-то и оказывается, что внутри еще один слой, еще одна фигурка – и так до бесконечности.

Как-то раз в интернете мне попался список слов на разных языках, которые обозначали понятия, для которых в русском требуется целая фраза. Одно из них, я его не запомнила, конечно, значило: «внезапное осознание того, что у другого человека такая же сложная внутренняя жизнь, как и у тебя». Глеб определенно был сложнее той схемы, в которую я пыталась его втиснуть в своем представлении.

Точно так же, как и Бранко. Я вспомнила вчерашние слова Глеба о нем – о том, что Бран не страдает тонкой душевной организацией и не слишком заботится о чужих чувствах. Не по безразличию или наплевательству, а просто потому, что не всегда их понимает. И история с Лиисой, вроде бы, все это замечательно подтверждала. Заморочил голову девчонке, прекрасно зная, что ничего из этого не выйдет. Да и что там могло выйти-то? Пятнадцать лет разницы, она еще школьница, а он только что развелся с женой. И не подумал, что это сестра друга. В общем, скверная выходила история… вроде бы.

Но мне не давала покоя фотография, которую Бранко прислал Глебу. Я всегда очень тонко относилась к тому, что люди видят и как могут передать это видение другим. Ну вот не могла я поверить, что человек с эмоциональностью бревна мог разглядеть в нас такое – и показать это. Как знать, может, его чувства спрятаны настолько глубоко, что раскопать их не под силу даже лучшему другу? Не зря ведь они никогда не говорят о женщинах – что еще может быть доверительнее? И тут два варианта – либо Бранко настолько закрыт, либо Глеб настолько эгоистичен и поверхностен. Но во второй вариант я поверить никак не могла. Ну не мог он быть со мной одним и совсем не таким с другими.