Бунт на «Баунти» - Джон Бойн

Команду построили в шеренги, офицеры встали по их концам, и все как один смотрели на малого, который забыл о своем жизненном предназначении и теперь вернулся на землю, сильно о нее шмякнувшись. Вокруг бегали по пляжу, впадая все в большее смятение, десятки туземцев, главным образом женщин, кричавших и отчаянно плакавших.

В центре всего этого возвышался капитан Блай, а рядом с ним стояли мистер Фрейер и помощник боцмана Джеймс Моррисон; перед ними был привязан к высокому пню обнаженный по пояс, с выставленной напоказ голой спиной корабельный бондарь Генри Хилбрант.

– Моряки, – сделав шаг вперед, обратился к нам капитан, – я уже говорил с вами о дисциплине и ее нарушениях во время стоянки на этом острове. Дело зашло слишком далеко, среди нас обнаружился вор. Я описал вам правила, которые касаются торговли, обмена и воровства, описал ясно. А сегодня утром наш островной хозяин, его величество король Тинаа, сделал мне выговор по поводу постоянных краж его поросят кем-то из нас. Несколько позже, днем, я обнаружил мистера Хилбранта, который, уединившись со своей бесчестной добычей, угощался беконом. Бесстыдно угощался беконом, сказал бы я! И теперь говорю вам: так дело не пойдет. Шаг вперед, мистер Моррисон, плеть наизготовку.

Помощник боцмана отступил на несколько шагов от мистера Фрейера, показал нам кошку-девятихвостку, которую держал за спиной, и поднял ее повыше, и тряхнул ею, высвобождая ремешки. Увидев плеть, туземные женщины страшно закричали, словно от боли, у меня даже сердце перекосилось в груди.

– Приступайте, – приказал капитан.

Мистер Моррисон шагнул вперед, и порка началась, и мы принялись мысленно отсчитывать удары. Когда их число перевалило за первую дюжину, я понял, что не могу отвести глаз от лица Хилбранта, который всякий раз, как орудие пытки встречалось с его порванной кожей, вскрикивал мучительно и громко. Но еще сильнее пугали всех вопли женщин, некоторые из них, подобрав с земли камни, скребли ими лбы, раздирая кожу, отчего кровь жутко струилась по их лицам. Матросы поглядывали на них и тоже, увидел я, испытывали страдания, ведь их уже связывали с этими женщинами тесные узы, им невыносимо было видеть, как те наносят себе увечья. Я поискал глазами Кайкалу и обрадовался, не увидев ее среди калечивших себя женщин, – наверное, решил я, она осталась в своей хижине.

Но вот порка закончилась – три дюжины ударов, страшно высокая, казалось нам, цена за кражу такого пустячного животного, как свинья; Хилбранта развязали.

– Воровства больше не будет, – прокричал капитан, расхаживая перед нами, лицо его искажал такой гнев, что, клянусь, я почти не узнавал его. В какой-то миг капитан встретился со мной взглядом, и я понял, что и он меня не узнает. Это был совсем не тот человек, что ухаживал за мной, когда я занемог в начале плавания на «Баунти»; не тот, кто так огорчился, узнав правду о происходившем со мной в заведении мистера Льюиса. Нисколько не смахивал он и на доброго, любящего отца, который привел меня к деревьям в горах, чтобы показать свое вырезанное многие годы назад имя и позволить мне добавить к нему мое. Это был кто-то совсем другой. Кто-то, погибавший прямо у нас на глазах.

Он примолк и повернулся туда, где покачивался на воде облитый сиянием полной луны «Баунти». Я наблюдал за лицом капитана и видел, как оно наморщилось, когда его взгляд уперся в корабль; ей же ей, он словно вошел в тот миг после двухлетней отлучки в свою лондонскую спальню и увидел столь любимую им Бетси, сидевшую в ночной сорочке у туалетного столика, и она обернулась, чтобы посмотреть на мужа, и улыбнулась, радуясь его возвращению, – вот такая нежность засветилась во взгляде мистера Блая. Он сглотнул, отрывисто вздохнул, глаза его наполнились слезами, но затем неохотно оторвался от созерцания корабля и снова обернулся к нам.

– Мы здесь для того, чтобы работать, моряки, – проревел он. – Не красть, не бездельничать, не удовлетворять желания нашей плоти. Работать. Во славу короля Георга! Пусть случившееся сегодня станет для вас уроком и предупреждением о том, что будет со следующим, кто посмеет нарушить мой приказ. Нынешняя кара покажется ему сравнительно легкой. Обещаю вам это.

И с этим он, уставший от гнева, развернулся и, спотыкаясь, горестно понурившись, направился к своему жилищу. Матросы безнадежно смотрели ему вслед, женщины плакали, раздирая свои лица.

Мне же пришло в голову, что хорошо бы нам как можно скорее покончить со здешней работой и вернуться на «Баунти», в море, выйти в плавание. Некий демон витал меж нами по воздуху, и порожден он был не матросами, не капитаном, но двумя существами, неотрывно смотревшими друг на друга, – кораблем и островом. Один звал капитана домой, другой все глубже затягивал в себя своих новых пленников.

Когда мы с кайкалой впервые познали друг дружку, я, не стыжусь в этом признаться, испустил вопль наслаждения, словно вторивший всем крикам, какие мне довелось до того дня услышать на острове. Это случилось на обычном нашем месте, у ручья близ водопада, Кайкала помогала мне и направляла меня, пока желание не взяло верх над нервозностью и я не соединился с нею. А после мы лежали бок о бок, голые, как парочка новорожденных младенцев, и она снова расспрашивала меня о жизни в Англии.

– У меня четыре лошади, – сказал я. – Две для карет и две для верховой езды. Я хорошо за ними ухаживаю, конечно. Кормлю отборным овсом, держу в чистоте, расчесываю гривы. Вернее, это делает мой слуга. Он и живет при лошадях, в конюшне. А я отдаю ему распоряжения.

– Ты нанял человека, чтобы он жил при лошадях? – спросила она и немного приподнялась, опираясь на локоть и удивленно глядя на меня. Вопрос заставил меня задуматься. Ни одного владельца конюшен я в жизни своей не встречал и потому не ведал, кто обычно ухаживает за лошадьми и где такие люди живут. Но все же я знал об этом чуть больше нее и не сомневался, что на вранье она меня не поймает.

– Ну… он живет совсем рядом с ними, – пояснил я. – Не в самих… не в самой конюшне.

– А когда я приеду в Англию, ты позволишь мне ездить на твоих лошадях? – спросила Кайкала.

Я закивал, спеша обнадежить ее.

– Конечно, – сказал я. – Ты сможешь делать все что захочешь. Ведь ты будешь женой знаменитого, богатого человека. Никто не посмеет указывать тебе, что можно делать, а чего нельзя. Кроме меня, естественно, потому что я буду твоим мужем, а у нас имеются законы на этот счет.

Она улыбнулась и снова легла. Тема супружества возникла при нашем последнем свидании, когда ей удалось привести меня в возбуждение, превосходящее все, что я по сей части испытывал прежде, и мы почти довели начатое до конца, однако со мной опять приключилось обычное мое несчастье, и Кайкале осталось лишь играть моими интимными частями. Тогда-то я и сказал ей, что увезу ее в Англию, где она будет блистать в свете, и Кайкалу эта мысль привела, как мне показалось, в восторг.

При всякой встрече с ней я с легкостью врал напропалую и, честно говоря, считал каждую мою ложь безобидным измышлением, и не более того. Я даже представить себе не мог, что и вправду увижу ее плывущей по морям к новой жизни со мной, да и не был вполне уверен, что она принимает за чистую монету все эти россказни о моей предположительно богатой жизни на родине. Я видел в них всего лишь игру, в которой молодые влюбленные притворствуют, воображая жизнь отличную от той, какую ведут на самом деле.