Лев Троцкий - Георгий Чернявский

22 ноября была достигнута договоренность приостановить военные действия. В переговорах был объявлен перерыв для уточнения позиций сторон перед подписанием перемирия. Второй тур Брестских переговоров начался 30 ноября. На этот раз советскую делегацию возглавлял ближайший сотрудник Троцкого А. А. Иоффе, хотя в делегацию входили Л. Б. Каменев и другие лица, а также военные консультанты и случайные люди в качестве «представителей трудящихся».

В день возобновления переговоров Троцкий выступил с небольшой статьей «Борьба за мир. К мирным переговорам», где заострил внимание на ответственности за сепаратный характер переговоров правительств тех стран, которые «продолжают скрывать от своих и чужих народов те цели, во имя которых должна продолжаться война». Статья все еще содержала надежду на активные выступления социалистических партий, подписание договора о мире «самими народами», что означало бы свержение существовавших правительств.[512]

Второго декабря в Брест-Литовске было подписано перемирие между Россией и государствами Четверного союза на 28 дней — с 4 декабря по 1 января 1918 года.[513] В течение этого срока предполагалось подписать мирный договор.

Переговоры о его заключении (то есть третий этап Брестских переговоров) начались 9 декабря. На этот раз со стороны центральных держав они велись на уровне не только представителей военного командования, но и министров иностранных дел. Председательское место занял глава германской делегации Рихард фон Кюльман.

Готовясь к новому этапу, большевистское руководство исходило из реальной уступки, сделанной немцами, — отказа от переброски войск на Запад. Она рассматривалась как свидетельство того, что Кюльман будет не в состоянии оказывать противодействие революционной агитации в германской армии. Троцкий говорил по этому поводу: «Когда генерал Гофман протестовал против распространения нами литературы в немецких окопах, наша делегация ответила: мы говорим о мире, а не о способах агитации (! — Г. Ч.). И мы заявили ультимативное требование, что не подпишем мирного договора без свободной агитации в германской армии».[514] Уступки немцев были временными, но создавали у большевистского руководства иллюзию в реальной достижимости его целей.

Готовясь к новому этапу переговоров, Троцкий продолжал нагнетать революционную риторику. В речи, произнесенной 8 декабря на объединенном заседании Совнаркома, ВЦИКа, Петроградского совета и других организаций, он не исключал вынужденного отказа от революционной войны, оставляя открытым вопрос о сохранении большевистской власти, намекая на ее вероятную потерю: «Если же мы в силу хозяйственной разрухи воевать не сможем, если мы вынуждены будем отказаться от борьбы за свои идеалы, то мы своим зарубежным товарищам скажем, что пролетарская борьба не окончена, она только отложена».[515] Эта позиция не противоречила его концепции перманентной революции, не исключающей временных поражений, новых подготовительных этапов на пути к международной победе. Лишь постепенно Троцкий, вслед за Лениным, начинал смещать акценты. Не отказываясь от распространения революции на Запад и Восток, он начинал выдвигать на первый план необходимость сохранения большевистской, а следовательно, собственной власти в качестве главной задачи.

Между тем на переговорах в Бресте Иоффе и другие члены делегации продолжали пропагандировать всеобщий демократический мир. 12 декабря министр иностранных дел Австро-Венгрии Отгокар Чернин представил коллективный ответ делегаций стран Четверного союза, который формально давал согласие на заключение мира «без насильственных присоединений и без контрибуций», однако оговорка сводила это принципиальное положение на нет. Такой мир мог быть осуществлен, говорилось в ноте, если бы все участвовавшие в войне державы обязались соблюдать эти условия.[516]

По требованию советской делегации в переговорах был объявлен десятидневный перерыв, и Иоффе возвратился в Петроград для консультаций. Перерыв был использован для очередной агитационно-пропагандистской кампании с целью представить в самом черном свете правительства как центральных держав, так и стран Антанты. Ведущую роль в ней играл Троцкий.

Семнадцатого декабря он разослал очередное обращение к народам и правительствам стран Антанты и США, призвав их принять участие в мирных переговорах, хотя было очевидно, что об этом речь уже не могла идти. Именно поэтому Троцкий облек ноту в ультимативные, порой наглые тона, рассматривая ее не как дипломатический, а как подрывной документ: «Если же союзные правительства в слепом упорстве, которое характеризует падающие и гибнущие классы, снова откажутся от участия в переговорах, тогда рабочий класс будет поставлен перед железной необходимостью вырвать власть из рук тех, которые не могут или не хотят дать народам мир».[517] В итоге дело всеобщего мира действительно оказалось сорванным, но по вине не «империалистов», а всех сторон, в немалой степени в результате неконструктивных, порой провокационных действий большевистского руководства, прежде всего самого Троцкого.

Ленину, Троцкому и другим руководителям приходилось теперь принимать принципиальное решение: затягивать переговоры в расчете на изменения в ходе войны, которые позволили бы России добиться более благоприятных условий (идеальным вариантом мог быть революционный взрыв, но на него полагаться было трудно), или прервать дебаты, взяв курс на революционную войну. В результате было принято решение продолжать переговоры, затягивая их и одновременно ведя агитацию за революционную войну.[518]

Для продолжения переговоров был утвержден новый состав делегации, куда вошли помимо полноправных членов также военные консультанты и консультанты по национальным вопросам. На этот раз делегацию возглавил сам нарком по иностранным делам. Судя по воспоминаниям Троцкого, Ленин, все еще надеясь уклониться от неравноправного договора, определил его главную миссию словами: «Для затягивания переговоров нужен затягиватель».[519]

Сохранилось множество свидетельств о том, с каким энтузиазмом демонстрировал Троцкий в Бресте свои ораторские и полемические способности, производя немалое впечатление на всех участников. По утверждению Троцкого, Ленин был удовлетворен его поведением. В набросках для ленинской биографии Троцкий писал: «Он был очень доволен ведением переговоров — агитационным и «затягиванием» их — и обнаруживал это в свойственной ему скупой, я бы сказал застенчивой, но тем более выразительной форме».[520] Со своей стороны, генерал А. А. Самойло вспоминал, что «на заседаниях Троцкий выступал всегда с большой горячностью, Гофман не оставался в долгу, и полемика между ними часто принимала острый характер», переговоры «выливались, главным образом, в ораторские поединки между Троцким и Гофманом».[521]