Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

Правительство Фердинанда Кобурга стремилось рассчитаться за собственные ошибки с бывшими союзниками, прежде всего, разумеется, Сербией и Россией. И в Петрограде скоро почувствовали это. Суда экспедиции М. М. Веселкина подвергались обстрелам со стороны болгарского берега. Что касается Белграда, то там точно знали, что у сербов были враги, не только стоявшие перед ними, но и в тылу. В обращении к Николаю II от 28 октября (10 ноября) 1914 г. принц Александр писал: «Сербия, совершенно истощенная предшествующими войнами, должна была вступить в нынешнюю войну с армией, терпящей недостаток во всем и имеющей на флангах турецкие, болгарские и албанские банды, которым она предпочла бы лишнюю австрийскую армию; и все же Австрии не удалось сломить энергию сопротивления Сербии, хотя она и употребила для этого большие силы, чем те, которые Германия направила против Бельгии»55. Принц-регент имел основания для слов, сказанных им в отношении действовавших у него на флангах банд. Одной из баз для их проникновения в Македонию стала Болгария.

С началом войны Фердинанд Кобург вынужден был учитывать действие не только внешних, но и внутренних сил. Он не мог не учитывать и свой страх перед македонской партией, и необходимость движения по пути строительства Великой Болгарии. Вступление в войну было неизбежно. Оттокар фон Чернин, министр иностранных дел Австро-Венгрии, с 1913 г. занимавший пост посланника в Бухаресте, отмечал: «Каждому знатоку балканских отношений было ясно, что завершившие их (то есть Балканские войны. – А. О.) мирные договоры не привели ни к какому определенному результату и что бухарестский мир, так восторженно отпразднованный в Румынии в 1913 г., был в сущности мертворожденным… Надо было пожить на Балканах, чтобы оценить безграничную ненависть, царившую между отдельными национальностями»56.

Еще 9 августа 1914 г. В. Радославов заявил, что его правительство не собирается «возбуждать беспорядки в Македонии», однако эти обещания были встречены с недоверием Н. Пашичем57. Если верить послевоенным воспоминаниям В. Радославова, то именно Сербия сама искала конфликта с Болгарией, так как неизвестные лица проникали в Сербию и устраивали там провокации. Болгарское же правительство, со своей стороны, разоружило отряды турецко-македонских четников и изгнало из страны «сомнительных австро-венгерских и турецких агентов», которые пытались минировать русские пароходы, подвозившие по Дунаю запасы для Сербии58. На самом деле для достижения своих целей болгарское правительство, конечно, использовало террористически-диверсионные отряды македонских комитаджей. Еще в 1914 г. на границе с Сербией были собраны около 8 тыс. вооруженных сторонников присоединения Македонии к Болгарии. В организации этих отрядов принимали участие офицеры болгарской регулярной армии59.

Четники собирали информацию разведывательного характера для австро-венгерской военной разведки и, кроме того, совершали набеги на македонский участок железной дороги, соединявший Сербию с Салониками60. Первая диверсия была организована ими 8 августа 1914 г., после чего нападения стали приобретать безостановочный характер61. Направленность болгарской политики не вызывала сомнений в России практически ни у кого, за исключением, пожалуй, кадетов. Транзит германского золота, оружия и военных специалистов в Турцию уже был достаточным тому свидетельством. Военный корреспондент «Утра России» в Сербии Верус (Валерий Язвицкий) в статье «Признательная Болгария», опубликованной 1 (14) сентября 1914 г., писал: «В доказательство своей искренности болгары тайно мобилизовали своих четников, и в тот момент, когда наша маленькая, но доблестная союзница Сербия билась со «швабами», истекая кровью, болгарские «революционеры» ворвались в Македонию. Только на днях эти защитники славянства взорвали железнодорожный мост по линии Гевгели – Велес. Братья-славяне идут на помощь, они помогают Австрии»62.

Охрана железной дороги в Македонии осуществлялась сербской армией по плану, разработанному еще 28 февраля 1911 г. Эту задачу выполняли части

третьего призыва, фактически ополчение, из расчета один батальон (четыре роты приблизительно по 250 человек) на 50–70 км железнодорожной линии в зависимости от конфигурации местности, в среднем 17 человек на 1 км. Фактически 4570 сербских солдат и офицеров были вытянуты в тонкую ниточку вдоль дороги, которая на нескольких участках проходила на расстоянии от 9 до 20 км от болгарской границы. Протяженность последней составляла 250 км, в то время как сербская пограничная стража – всего 1259 человек (шесть рот)63. Таким образом, диверсанты могли наносить удары с территории Болгарии и возвращаться обратно. Участие официальной Софии в этих акциях было достаточно очевидно, однако правительство В. Радославова категорически отказывалось признать это. Уже 4 (17) октября 1914 г. Бюро печати в Софии официально опровергло заявления русской прессы о том, что Болгария нарушает нейтралитет, поддерживает четы в Македонии и прочее64.

Русский посланник в Болгарии А. А. Савинский в тот же день дал интервью корреспонденту «Утра России» в Софии, в котором заметил: «Не сомневаюсь, что стоящее сейчас у власти болгарское правительство намерено сохранить нейтралитет, однако этот нейтралитет дружественным для России назвать не могу»65. После вступления в войну Турции правительство В. Радославова вновь заявило о своей приверженности политике нейтралитета. В искренность этих слов в России, наверное, поверила лишь часть думцев. В частности, П. Н. Милюков, имевший репутацию знатока Балкан, в интервью, данном в стенах Думы 17 (30) октября 1914 г., заявил: «Можно смело сказать, что Болгария никогда не выступит против России, но выступит ли она против Турции, сказать не могу»66. М. В. Родзянко был более категоричен: «Я лично считаю, что раз Турция первая напала на нас, то священный долг и обязанность Болгарии объявить Турции войну, памятуя, что своим рождением и существованием она обязана пролитой русской крови»67. Передовица «Речи» в этот день также утверждала, что Болгария неизбежно окажется в лагере Антанты68. Между тем события на Балканах свидетельствовали как раз об обратном.

31 октября (13 ноября) 1914 г. сербы вынуждены были начать отступление под давлением превосходящих сил противника. Все, что было возможно снять с охраны коммуникаций в тылу, в течение нескольких дней было брошено на фронт. Это создало благоприятные условия для активизации подрывной деятельности, которая велась в Македонии с территории Болгарии69. Самое активное участие в организации чет с конца 1914 г. начали принимать и австро-венгерские офицеры. Часть специалистов-подрывников участвовала в набегах на сербскую территорию. Болгарские четники при этом действовали рука об руку с турецкими и албанскими70. 15 (28) ноября отряд комитаджей численностью в 200 человек с двумя пулеметами атаковал мосты на реке Струмица у Велеса. Мелкие отряды сербской пехоты, фактически ополченцев, не могли выдерживать эти удары, командование сербской армии вынуждено было увеличить численность своих солдат на железной дороге до 12 500 человек. Росла и численность четников, которую сербы оценивали приблизительно в 15 тыс.71

На месте подрывов были обнаружены боеприпасы и взрывчатка с клеймами софийских военных складов72. Удар, организованный болгарской и австро-венгерской разведками и македонскими революционерами, был нанесен в самое тяжелое для Сербии время и в одной из самых уязвимых для страны точек. На ремонт взорванного железнодорожного моста пришлось потратить шесть дней. В этот период австрийского наступления, когда сербам пришлось оставить Белград, а под угрозой оказался единственный в стране военный завод в Крагуеваце, в Македонии необходимо было выгружать поступавшие из Франции через Салоники 26 тыс. снарядов для перевозки их гужевым транспортом в чрезвычайно тяжелых дорожных условиях73. Помощь Софии была чрезвычайно ценной для Вены, но не спасла ее войска от поражения, которое случилось через две недели.