Марко Поло. От Венеции до Ксанаду - Лоуренс Бергрин

Противостояние между занявшими город монголами и стремившимися отбить его японцами затянулась на несколько месяцев. Хотя монголы «день и ночь силились придумать, как дать знать великому хану, чтобы он прислал им помощь», японцы перехватывали всех гонцов, как бы ловки и отважны те ни были.

Между тем Хубилай-хан пребывал в неведении о затянувшемся сражении. «Татары день и ночь непрестанно атаковали народ того острова с великим ущербом и потерями. Когда же увидели, что никакими средствами не могут добиться того, что задумали, и видя нехватку припасов, и что они не могут больше держаться, наконец заключили соглашение и перемирие с теми, кто осаждал их, таким образом спасая себя, чтобы им не пришлось остаться там до конца жизни».

Начались переговоры о мире, как подробно объясняет Марко: «Островитяне много лет не знали войны и тяжело переносили ее, особенно потерю своих женщин, каковые были в руках и во власти врагов, полагая, что никогда уже их не увидят. Узнав, что татары готовы вернуть им город и женщин, они были так рады и довольны, что в один голос убеждали государя заключить мир на предложенных условиях. И так было сделано, и мир был заключен, и город возвращен государю».

Марко рассказывает удивительную историю, но проверить ее невозможно. В отличие от других событий неудачной атаки Хубилай-хана на Японию, эта подозрительно счастливая развязка не подтверждается другими источниками. Однако его рассказ так точно совпадает со всем, что нам известно о провале завоевания, что он, возможно, основан на исторических фактах и утерянных источниках, пересказанных с большим пылом.

Хотя значительная часть войска Хубилай-хана выжила, его попытка ввести Японию в лоно монгольской державы оказалась самой жестокой неудачей его царствования и угрожала авторитету и власти. Для глубоко суеверных монголов этот эпизод, и в особенности вмешательство Божественного ветра, означал, что само небо обратилось против императора.

Хубилай искал козлов отпущения и, разумеется, нашел. Узнав о раздорах и несогласии между военачальниками, Хубилай «немедленно велел им (монголам) отрубить голову одному из баронов, начальствовавшему над войском, что бежало так злосчастно, а другого сослал на пустынный остров под названием Чиочиа, куда посылал многих виновных в больших преступлениях и оставлял их там умирать».

Обесчещенный военачальник, так и не названный Марко по имени, умер смертью, которая по монгольским обычаям полагалась изменникам. «Когда он (Хубилай) посылает кого-либо на означенный остров на смерть, — говорит Марко, — он приказывает туго обернуть ему руки кожей недавно убитого буйвола и крепко зашить; когда кожа высыхает, она сжимается вокруг рук, так что он никакими средствами не может освободить их, и так его оставляют там умирать в мучениях, потому что он не может помочь себе и ничего не ест, а если хочет есть траву, должен ползать по земле. И таким образом он погубил того барона».

Хубилай, вопреки мнению своих советников, готовил третье вторжение в Японию.

В 1283 году, через два года после того, как «камикадзе» уничтожил монгольский флот, верфи южного Китая вновь ожили, исполняя заказ Хубилай-хана на постройку пятисот новых боевых кораблей. Двумя годами позже Хубилай-хан потребовал такой же дани от маньчжур северного Китая. Китайцы, как и советники хана, возражали против таких огромных военных расходов. Оппозиция стала всеобщей, и в 1286 году Хубилай-хан был вынужден отказаться от мечты о завоевании.

После поражения в Японии Хубилай-хан уже не смог обрести прежней политической власти и дипломатической гибкости. От ослабления его влияния и авторитета пострадала вся империя династии Юань. Современный автор биографии Хубилая, Морис Россаби, отмечает: «Неудача разбила миф о непобедимости монголов в восточной Азии». И это было ясно каждому. «Одна из важнейших опор их власти — меч психологического террора, который они держали над противниками, был сильно притуплен, если не сломан».

После поражения Хубилай-хан утратил чувство реальности. Он проводил дни и ночи в вакханалиях, поедая вареную баранину, яйца, сырые овощи с лепешками, запивая кумысом и пивом. Он впал в уныние и разжирел. Портреты великого хана в старости изображают его тучным, как Будда, но далеко не таким довольным. Чему было радоваться, когда рушилась его империя, любимые жена и сын умерли, репутация была подорвана? Он искал облегчения политических и телесных недугов в волшебстве, переходя от наркотиков к выпивке, и от выпивки к заклинаниям шаманов из далекой Кореи. Ни одно средство не помогало, а пьянство вскоре перешло все границы. Вспыльчивый, но проницательный владыка, приветствовавший некогда Марко Поло с его отцом и дядей, уступил место унылому, полному жалости к себе старику, чья слабость придавала силы его врагам.

Монгольская империя начала разрушаться изнутри. Марко в отчаянии смотрел, как великий хан вместе со всей династией Юань гибнет от происков одного высокопоставленного лица.

Его звали Ахмад, и за долгое царствование Хубилай-хана он поднялся от безвестности к посту самого властного из мусульманских чиновников. Ахмад занимался финансами, областью, в которой монголам недоставало опыта. Он искусно обратил свое влияние и высокое положение к личной выгоде. Он был надменен, как министр, облеченный доверием государя. Он был привратником Хубилая, его боялись и втайне презирали. Он запугал всех придворных и привел их в подчинение — по крайней мере, на время. Пока хан посвящал все силы блестящим военным победам, его министр водворил при дворе царство террора. Ахмад сумел стать незаменимым для хана, однако оставался чужаком, потому что был мусульманином. Хубилай, хотя и объявил Мухаммеда одним их четырех духовных светочей империи, сам предпочитал держать мусульман на расстоянии. Хан считал их полезными, благодаря их искусству в финансах и торговле. И они считались более надежными, чем китайцы, хотя бы потому, что были обязаны монголам, так же, как был обязан им Марко. Из множества мусульман, не жалевших сил на службе Хубилай-хану, никто не поднялся выше и не представлял большей угрозы власти монголов над Китаем — и безопасному местечку, которое заняли в нем Поло, — чем Ахмад. Возжаждав власти, он был близок к свержению династии Юань.

Марко заметил возвышение Ахмада и убедился в нем на опыте: он был знаком с высокопоставленными лицами и сумел описать их изумление при мысли, что один человек — к тому же чужак — едва не сверг Хубилай-хана. Все это дело подробно отражено в монгольских и китайских хрониках и описано персидским историком Рашид ад-Дином в 1304 году, почти по следам событий, но для Запада оставалось неизвестным. Впервые европейцы узнали о рвавшемся к власти Ахмаде и опасном заговоре при монгольском дворе из отчета Марко Поло.

Согласно преданию, Ахмад был уроженцем земель к югу от Ташкента, завоеванных монголами за пятьдесят лет до путешествия семейства Поло в Китай. Эта область, в основном мусульманская, была населена этническими группами иранцев и тюрков. Ахмад впервые упоминается в исторических хрониках как приближенный высокопоставленного лица из племени квонггират— оказавшегося шурином Чингисхана.

Со временем он обратил на себя внимание Хубилая, доверившего ему ведение финансовых дел. Марко в своем повествовании отзывается об Ахмаде, как о человеке «умном и сильном, с большим влиянием и властью, которого хан так любил, что предоставил полную свободу».