Человек с двойным дном - Владимир Гриньков

– Поможешь нам? – спросил Пал Палыч, глядя прямо в глаза собеседнику.

– Сделаю, – тихо ответил Нырков, цепенея под взглядом своего будущего палача.

* * *

Вечером им устроили совместный ужин. Сначала в номере у Корнышева раздался телефонный звонок. Мужской голос предупредил, что через пять минут они спустятся в ресторан. И действительно, за Святославом пришел провожатый. Пошли в ресторан. За угловым столиком, на отшибе, сидел Нырков. При появлении Корнышева он приподнялся и крепко пожал своему товарищу руку. Святославу показалось, что Нырков неважно выглядит. Или это свет от фонарей такой специфический?

Из-за фонарей окружающая тьма вновь казалась неестественно густой, нездешней, южной. Корнышев повеселел. Им предстояла трапеза, а он уже порядочно проголодался. И еще он увидел Ныркова и теперь не чувствовал себя одиноким в этом бескрайнем поместье.

– Хорошо здесь, – сказал Корнышев. – Но иногда бывает скучно.

– М-да, – рассеянно отозвался Нырков. – Сам порой обращаю внимание.

Их ужин начался с водки и закусок. Нырков с ходу опрокинул в себя несколько рюмок водки, будто спешил опьянеть.

– Тут совершенно нечем заняться, – сообщил Корнышев. – Нам надо как-то вместе держаться. Ты в каком номере живешь? Я хоть к тебе зайду.

– Я вообще не в этом здании, – сказал Нырков, подумав.

– А в котором? – поинтересовался Корнышев и повел вокруг беззаботным взглядом. – В какой стороне твое лежбище?

– Там! – махнул неопределенно в темноту Нырков. – Довольно далеко. Да и не дойдешь ты. Тут по территории слоняться запрещается.

Он посмотрел на собеседника долгим взглядом. Корнышев этого даже не заметил: всецело был поглощен роскошной пармской ветчиной с дыней, которую принес официант.

– Давай еще водочки! – предложил Нырков.

Он никак не мог решиться на то, чтобы перейти к главному. К тому, ради чего, как он понимал, ему только и позволили встретиться с Корнышевым в этот вечер.

Корнышев ответил собутыльнику благодарным взглядом, с готовностью разлил водку по рюмкам. Ему было хорошо сейчас. Этот вечер обещал быть добрым.

– За что пьем? – уточнил Корнышев, поднимая рюмку.

– А давай без тостов, Слава, – внезапно предложил Нырков. – За тех, кого рядом с нами уже нет.

Это было непозволительно. Испортил, дурак, песню. Корнышев поморщился.

– А я настаиваю! – произнес Нырков мрачно. – Надо поддержать традицию, Слава. Чтобы, когда нас не станет, нас тоже кто-нибудь хотя бы словечком вспомнил.

Он это так сказал, что можно было догадаться: лично ему не верится в то, что о нем кто-либо вспомнит.

– Что за настроение, Сергей Дмитриевич? – мягко попенял ему Корнышев. – Все-таки у меня есть тост. Я тоже настаиваю. Давай за Африку, Сережа, за Черный континент выпьем. В общем, за наше будущее. Там хорошо. Там можно почувствовать себя свободным. Какая-то там дикость первозданная. Мы когда в саванну забирались, я вот так ночью смотрел.

Корнышев поднял голову. И не увидел неба. Вместо неба был черный провал, потому что Корнышева слепил свет фонарей.

– Я тут даже неба не вижу, Сережа, – пожаловался Корнышев. – А там видел. Да, так вот, когда я в небо африканское смотрел, я такое испытывал – словами не передать. Это космос, Сережа. Это какой-то гипноз. Я был в оцепенении. Какое-то пограничное состояние. И ты счастлив. Вот тут я, вроде, в безопасности, – повел рукой вокруг Корнышев. – А все равно чувствую себя, будто в клетке. А там – саванна, дикая природа, звери кровожадные в ста метрах – а я опасности не ощущал и был свободен…

Корнышев осекся, увидев, как Нырков с мрачной решимостью выпил водку.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Корнышев. – А я все-таки за – Африку!

Тоже выпил. В одиночестве.

Нырков остервенело орудовал ножом. Проткнул котлету, та брызнула маслом. Нырков вздохнул.

– Ты не обижайся, Слава, – сказал он примирительно. – Жизнь короткая такая, бляха-муха. Как подумаешь об этом… Вот Коля Маркин. Все не идет он у меня из головы. Символично как-то получилось с ним. Вроде бы умер, оплакали его, похоронили. А он продолжал жить. Под чужим именем и даже с чужим лицом. Что-то тут восточное угадывается, мистическое. Меняешь имя, чтобы обмануть судьбу. Чтобы прожить другую жизнь. Коля попытался. А судьбу не обманул.

– Ну, это не он умер, а как бы я, – напомнил Корнышев.

– Именно что «как бы»! – сказал в сердцах Нырков.

Его чувства были понятны. Это Коля Маркин лежит в земле. По-настоящему, не «как бы».

– С ним еще девушка была, – будто вспомнил невзначай Нырков. – Мне фотографию показывали. Когда шло следствие. Красивая! Как ее звали? Ты ее тоже знал…

– Катя Ведьмакина.

– Точно! И вот она, возможно, тоже – как Коля Маркин.

Корнышев нахмурился.

– Или она спаслась? – произнес с надеждой Нырков и посмотрел вопросительно на Корнышева. – Помнишь, ты говорил Захарову…

– Это вряд ли, – вздохнул Корнышев.

Тут даже много повидавшие мужики, опытные сотрудники с прекрасной подготовкой погибали, как беспомощные котята. А юная девушка, попавшая в беспощадные жернова странной и страшной истории, густо замешанной на больших деньгах, на крови, на коварстве и предательстве – она ни на чью помощь, похоже, не могла рассчитывать. Она была обречена.

– Думаешь – погибла? – спросил Нырков.

– Следов никаких нет, – ответил с хмурым видом Корнышев.

Нырков разглядывал его исподлобья. Корнышев поднял глаза. Их взгляды встретились.

– У тебя с нею что-то было? – спросил Нырков.

– Почему спрашиваешь?

– Тебя как будто терзает что-то.

– Это чувство вины, Сереж. Я ее выманил в Россию, привез сюда. Она мне верила. А в итоге попала в переплет. Сгинула.

Нырков добавил толику сочувствия во взгляде. Похоже, выпитая водка и нахлынувшие воспоминания сделали свое дело. Корнышев созрел для откровенного разговора.

– А что там за история была? – как бы невзначай спросил Нырков. – Я ведь не в курсе.

– Эта девушка – дочь полковника Ведьмакина. Того самого, который деньги секретного президентского фонда размещал в западных банках. Он понимал, наверное, что близость к таким секретам смертельно опасна. Семью свою вывез на Кипр, дом там купил. И когда его взяли в оборот и закрыли в тюрьме, а семье объявили о том, что Ведьмакин погиб, – они в России больше ни разу не появились. Боялись. А нам они нужны были для работы. И я это сделал. Я их привез.

– Помогло?

– В смысле? – не понял Корнышев.

– Добились результата? Нашли деньги?

– Нашли.