Сосед - Рози Данан

Джошу было больно смотреть на нее, на ее руки, сильную челюсть и веснушки, рассыпанные по щекам, как у него. Он чувствовал себя пустым, как будто внутри у него что-то прогнило. Причина, по которой он ушел из дома, казалась теперь глупой и эгоистичной.

– Я скучал по тебе.

У Джоша никогда не было таланта к извинениям. Его мать скрестила руки на груди.

– У тебя проблемы.

– Я знаю, – сказал он, удивившись облегчению, которое пришло с этими словами. По крайней мере, она с ним разговаривала.

– Большие проблемы. – Она приподняла голову, чтобы хоть немного компенсировать разницу в их росте. – Не уверена, что знаю, как наказать 26-летнего мужчину, который больше не живет под моей крышей, но, поверь, я найду способ.

Он хотел улыбнуться, но знал, что ей это не понравится.

– Не сомневаюсь.

– Ты ужасно выглядишь, – сказала она так мягко и нежно, как только может сказать мать, не столько осуждая, сколько жалея: «Почему мой ребенок не заботится о себе?» Она провела большими пальцами по синякам у него под глазами. – Это из-за меня?

Джош старался не думать о Кларе. Удивительно, но от одной лишь мысли о ней он вздрогнул. Вернуть ее казалось маловероятным. Джош проведет остаток жизни, вспоминая это лето и пытаясь не сожалеть о случившемся. Он был потерян. В прямом и переносном смысле. И поступил так же, как в детстве, – вернулся в дом с синими ставнями.

– Я не должен был покидать вас так надолго.

Его мать отступила на шаг и поправила очки у него на носу жестом, который перенес его во времени назад, в пятый класс.

– Это верно.

«Но я причинила тебе боль», – читалось в ее взгляде, когда она не моргая смотрела ему в глаза.

– Ага.

Почему-то от этого слова Джош совсем потерял самообладание, закрыл лицо рукой и вдруг начал плакать.

– Ну иди сюда. – Мама обняла его. – Похоже, ты уже сам наказал себя.

– Мне очень жаль, – сказал он тихо.

– Я знаю. – Она убрала волосы с его лба. – Иногда ты – просто катастрофа. Но ты мой ребенок.

Она держала его в объятиях так долго, что рубашка на ее плече промокла от слез. Боже, он чувствовал себя дерьмом. У него такие прекрасные родители, и он добровольно покинул их. А у многих людей ведь никогда не было возможности обнять мать.

Наконец, она отстранилась, украдкой сама вытирая глаза.

– Ну, ты зайдешь или мы останемся здесь и продолжим представление для соседей?

Он кивнул и последовал за ней в дом.

– Даже цветов не принес, – бурчала она себе под нос, закрывая дверь. У Джоша невольно вырвался смешок. Оказавшись в доме, она пошла к раковине помыть руки, и он знал, что она использует этот момент, чтобы собраться с силами.

– Твой отец в магазине, – сказала она прежде, чем он успел спросить.

Крошечная кухня была такой же, как в детстве. Время не изменило дом Коннерсов. Та же веселенькая скатерть, стопка поваренных книг, куча фотографий семьи и друзей на холодильнике.

Джош ничего не мог с собой поделать. Он подошел к холодильнику и начал разглядывать лица детей своих кузенов. Они стали такими большими с тех пор, как он видел их в последний раз. Чем, черт возьми, Бет их кормила?

У него потекли слюнки от доносящегося с плиты пряного аромата. Когда он обернулся, мать ставила на стол тарелку супа. Видимо, гнев не отменял ее постоянного желания накормить его.

– Ты не заслуживаешь моей стряпни, но я добрая женщина, – сказала она, глядя на ложку, которую положила возле тарелки.

Джош выдвинул стул и сел. Он до конца не верил в реальность происходящего. Вкус еды подействовал как эликсир. Боль, которую он чувствовал из-за потери Клары, не исчезла, но его зрение прояснилось, в теле появилась сила. Суп каким-то образом согревал его давно онемевшее сердце. Ощущение того, что он дома, было таким потрясающим.

Несмотря на кажущееся спокойствие, в комнате чувствовалось напряжение. Он отодвинул тарелку.

– Если хочешь накричать на меня, накричи.

Бет вытащила продукты из холодильника и положила на стол. У Джоша возникло ощущение, что она старается не смотреть на него.

– Я не собираюсь на тебя кричать. Хотя, судя по выражению твоего лица, тебе от этого станет легче. – Быстрыми, резкими движениями она намазывала масло на хлеб. – О чем, черт возьми, ты думал?

Джош поднял руки, сдаваясь. Он знал, что облажался по полной, но было трудно понять, на что именно она больше всего злится.

– Я думал, ты не захочешь меня видеть.

Она швырнула нож на стол.

– Как тебе пришла в голову такая дурацкая мысль?

– Ну, когда мы виделись в последний раз, я сказал, что снимаюсь в порно, и ты побледнела и выбежала из комнаты.

– Ради бога, Джошуа, это же был шок. Может быть, твое поколение относится к этому непредвзято, но в мое время порнография вызывала сильное недоумение. – Она снова стала намазывать хлеб маслом, но тут же остановилась. – Кроме того, ты выдал эту новость, когда я доставала десятикилограммовую индейку из духовки. Мне нужно было время, чтобы осмыслить.

– Тебе потребовалось много времени, – пробурчал он, снова превратившись в обиженного ребенка, которого регулярно отчитывали за этим столом.

– Дело в том, – она положила сыр на хлеб, – что когда я вернулась на кухню, тебя уже не было. А когда я попыталась позвонить на следующий день, ты уже сменил номер.

Джош ужасно испугался. Он терпеть не мог видеть маму расстроенной. Казалось, сбежать проще, чем видеть ее такой. Но ему нравилось сниматься. А потом появилась Стю. Чем дольше он сохранял дистанцию, тем труднее было вернуться.

Неловкое молчание затянулось. Мать вытащила из шкафа сковородку и шмякнула ее на плиту, нарушив тем самым тишину. Когда она все-таки заговорила, ее голос дрожал, как бы она ни пыталась совладать с собой.

– Ты хоть представляешь, каково мне было? Ты напугал меня до смерти. Я сходила с ума несколько недель. Пока не встретила Кертиса Бронсона в аптеке и не пригрозила ему кусачками для ногтей. Он рассказал, что ты переехал к новой девушке. – Она бросила масло на сковороду, и оно зашипело. – Я злилась не из-за того, что ты пошел в порно. Я злилась, что ты предпочел порно нам.

Джош никогда не думал, что худшим из того, что он натворил, было молчание. Но тогда он чувствовал себя неудачником, никто не ждал от него ничего, он и не старался кого-то переубедить.

– Я думал, что должен выбирать.

Хлеб шипел на горячей сковороде. Запах тостов вызвал новую волну воспоминаний на этой мучительной прогулке по переулкам памяти.

Мать наконец повернулась к нему.

– А что хуже всего, ты проявил неуважение ко мне и к отцу, исключив нас из своей жизни до того, как мы успели как-то отреагировать. Я чувствовала себя плохой матерью не потому, что ты стал заниматься сексом на камеру, а потому, что думал, что я перестану любить тебя за это.