Изольда Извицкая. Родовое проклятие - Наталья Тендора

Изольда очень трепетно относилась к своей работе. Все разговоры о том, что она выпивала… Не могу ничего про это сказать, я ее пьяной никогда не видела. В театр она всегда приходила в отличной форме. Чувствовалось, что она тщательно готовилась к этому походу, — порядочная, скромная. Всегда чистенькая, аккуратненькая, симпатично причесанная. Увидит меня и просит: «Нин, давай посидим в буфете — попьем чайку, поговорим». Она всегда выделялась своей стеснительностью. Вот если Гулая пила, так она весь театр разносила по всем этажам, как из брандсбойта. А Изольда приходила в гриме, аккуратненькая…

Не помню кто, по-моему, сценаристка Смирнова, хотела написать сценарий, где мы должны были играть сестер. Но эта затея так и не состоялась…»

Вспоминает актриса Елена Королева.

«Мы мало общались. Работа в картине проходила с определенными трудностями. Так случилось, что мне приходилось частенько защищать Изольду от Колосова. Грех на душу брать нехорошо — все мы старики, но все было именно так. Действительно, Колосов не хотел брать Изольду на роль, ее «навязал» Театр киноактера. Он хотел снимать совсем другую актрису. Возможно, поэтому режиссер и позволял себе по отношении к ней столь насмешливый тон. Я была тогда молодая, наглая. Видя такую несправедливость, грудью бросалась на защиту, еще не зная, какие трудности это таит.

Изольда была очень простодушным и открытым человеком. Она искренне откликалась на чужую боль и заботы, старалась чем-то помочь. Помню, как у меня сломались туфли, и она пыталась мне в этом помочь, отнести их в починку, но это было сложно сделать в том месте, где мы снимали фильм. Но все равно она старалась окружить меня теплом, по возможности сделать что-то приятное. Однако у нее был этот ужасный муж, которого она любила и который стал причиной того, что с ней случилось. Он ее и сгубил. Это он совратил ее на выпивку, потом в конечном итоге бросил, и она осталась одна, у нее стало плохо с сердцем… Мужики-актеры бывают такими коварными. Мне мой муж вот тоже запрещал ездить на съемки: «Опять, начинается. Надо ехать отдыхать…» И я его слушала, ехала с ним, вместо того, чтобы работать.

Последнее время, говорят, она ходила, закрывая от посторонних глаз лицо. Ей было стыдно… Но мне настолько в это не верится. Так получилось, что после картины мы с ней не поддерживали связи.

Помню такой эпизод. Мы сидели на гриме, когда на съемки приехали жены польских актеров. Надо было видеть, что с ними было, когда они увидели Изольду. Они бросились к ней со словами: «Ой, «Сорок первый»«! Вы наша любовь! Ой, какая красавица…» Их восхищению не было конца. А рядом сидела Людочка Касаткина, на которую они не обратили никакого внимания. Думаю, ей это было обидно, поскольку в Союзе она была звездой и героиней этого фильма.

Непросто складывались отношения режиссера и с поляками. Им не очень нравилось, что творилось на площадке. Колосов всегда советовался с женой. Она помогала отбирать дубли, могла прервать съемку, если ей что-то не нравилось.

У Изольды с одним из поляков завязался роман — с тем, который в кадре танцевал. В эпизоде, где вначале танцевала русский танец она, а потом вышел в круг и он. Симпатичный актер. Стоит ли удивляться — от нее ведь глаз невозможно было оторвать.

Поляки и ко мне, и к Изольде относились очень тепло. Помню как-то ночью пришли со съемок, есть очень хочется, а нечего. Ребята взяли и уперли у режиссера черный хлеб. И он так хорошо пошел — с салом, с колбаской, с сыром. И мы все это бессовестно сожрали. Очень вкусно было. Когда это открылось, Колосов отнесся с пониманием и на нас не сердился. Это были запасы Люды, которая его очень любит и всегда, как может, оберегает…

Несколько лет назад мы ездили на 40-летие фильма в Брянск — именно там происходили реальные события, которые легли в основу сценария. Сам фильм снимался в Подмосковье или в декорациях «Мосфильма». Фамилия моей героини Лиды на самом деле не Тончилина, а Сенчилина. Я с ней никогда не встречалась. Говорят, она даже была против этого фильма, что-то ей не нравилось в сценарии. Из наших героинь в живых после войны осталась только моя Лида.

В Брянске нас потрясающе встречали. Фантастический зритель. Нужно было выступать. Я оказалась немного к этому не готова. Сначала выступила Касаткина, затем Колосов. Искренние чувства между этой парой удивляют и восхищают. Когда же наступила моя очередь и меня представили, зал вдруг встал и начал аплодировать. Я не могу сказать ни слова — глотку перехватило, слезы градом… На мои слова: «Вот вы знаете, я была совсем молоденькой. Как придется, так и играла, не задумываясь о войне… Сейчас я, наверное, сыграла бы совсем по-другому». Колосов тихо добавил: «Я бы тебя тогда на картину не взял».

Ведь после этой картины Колосов меня не снимал, потому что я с ним крупно поссорилась из-за Изольды. А может, и зря — само бы потом все встало на свои места. А с Колосовым мы недавно помирились, уже под старость лет.

А в роли, которую сыграла потом Нина Крачковская, должна сниматься Катя Райкина. Но удивительное дело, еврейке запретили играть еврейку. Катя сама потом мне об этом рассказывала и очень жалела, что ей не дали сыграть эту роль.

После этого меня почти не приглашали в кино, во многом благодаря слухам о моей строптивости. Однажды знакомый режиссер рассказала мне, как при подборе актеров на свой новый фильм на студии Горького просматривала картотеку, в которой наткнулась на мою фотографию, на обороте которой значилось: «Очень плохой характер». И три восклицательного знака. Ну кто будет снимать такую актрису? И кто такое написал… А может, такова моя судьба».

Маргарита Жарова, актриса, работала с Извицкой в Театре-студии киноактера, снималась с ней в кино:

«Об Изольде я могу сказать только самое хорошее. Мы с ней снимались дважды: в фильме «Доброе утро» (я играла одну из подружек) и «К черному морю» (там у меня была роль жены Лукьянова, мамочки двух детишек).

Не припомню, чтобы Изольда была замешана в каких-то неприятностях. Ей удавалось всегда быть улыбчивой и доброжелательной.

Вспоминаю последний эпизод. Получилось так, что она не пришла в театр на репетицию, и последовало административное наказание — ее сняли с роли. А значит, она лишилась зарплаты. Она мне позвонила и попросила взаймы. На что я ответила: «Изочка, деньги я тебе дам. Но дело в том, что я завтра всей семьей уезжаю в отпуск…» По-моему, это был актерский санаторий в Крыму. Дала ей деньги и уехала. Разве я могла тогда знать, что это будет наша последняя встреча…

Дальнейшее уже происходило без меня. Когда я вернулась, все было кончено и что-то выспрашивать было невероятно грустно. Изочку уже похоронили. Мне рассказывали, что на похороны приезжала ее мать. И обвиняла собравшихся актеров в том, что это они виноваты в гибели ее дочери.

Изочка была очень отзывчивым, светлым человечком и все очень сильно переживала. Тем более это был нелегкий этап в ее жизни — муж, Эдуард Бредун, связался с продавщицей книг. Иза очень страдала, звонила мне почти каждый день: «Марго, что же мне делать, ну, что же это такое…» Я ее утешала, как могла: «Погоди, Изочка, пройдет какое-то время. В жизни мужиков бывают подобные заскоки. Постарайся пережить, займись чем-то. Скоро все станет на свои места». А она в ответ: «Не могу. Ничего в голову не лезет!..»