Братья ветра. Легенды Светлого Арда - Тэд Уильямс

Лорд Хакатри провел следующие несколько дней просыпаясь лишь на короткое время. Целители входили и выходили из его покоев, покорные долгу, точно родители, но один из них тихо мне признался, что они мало чем могут помочь моему господину, поскольку проклятие драконьей крови в наши дни встречается крайне редко. Мой рассказ о том, что произошло в Сесуад'ре – я опустил лишь слова, которыми обменялись Хакатри и таинственная сущность, мне не хотелось открывать тайну, принадлежавшую Хакатри, – лишь удивил и встревожил целителей.

– Всем известно, что Сесуад'ра очень опасное место для использования Свидетеля, – сказал мне один из целителей. – Я даже представить не могу, что грозит тому, кто получил такие страшные ожоги кровью Червя.

Несмотря на надежды моего господина, то, что он пережил на Скале Прощания, никак ему не помогло, более того, его состояние ухудшилось. Я ругал себя за то, что стоял рядом и позволил рисковать, тем не менее у меня не оставалось выбора, если не считать использования силы, что наверняка привело бы к тому, что один из нас серьезно пострадал бы или погиб. Я никогда не забуду свое пробуждение – и моего господина с мечом в руке, сражавшегося с воображаемыми врагами.

Когда Хакатри полностью пришел в себя и сделал несколько больших глотков воды, как человек, долгие дни проведший в пустыне, я спросил у него, что он помнит о Сесуад'ре.

– Совсем немного, – ответил он, моргая, словно свет в тускло освещенной комнате вызывал у него боль. – И очень много. – Должно быть, я нахмурился, и он добавил: – Не нужно так переживать, верный Памон, – я не играю словами. Я пытаюсь сказать тебе ту правду, какую я помню.

Я постарался сделать бесстрастное лицо, как если бы сам был зида'я.

– Я вас слушаю, милорд.

– Когда я смотрел в Свидетеля, то… упал в него, или мне так показалось. Я видел сотню Хакатри – тысячу! И себя со всех сторон, целый мир из моих отражений.

Я наблюдал совсем другое – быть может, мне следовало рассказать Хакатри о своих видениях? Однако я промолчал. Пожалуй, никогда прежде я не был так близок к тому, чтобы солгать моему господину, и это мучает меня до сих пор.

– Тысяча Хакатри? – спросил я.

– Кто знает? Возможно, больше! Бесчисленные отражения моего лица, но все они немного отличались одно от другого. А потом со мной заговорил женский голос, мне незнакомый. Он рассказал, что близится день – или событие произойдет через тысячу лет, или никогда, – и тогда я буду вынужден сделать выбор. И, пока она говорила, я видел все собственные тени, которые двигались, говорили, существовали – каждая по отдельности, у каждой была собственная жизнь, но ни один из них не имел со мной ничего общего, если не считать того, что каждый являлся мной.

Казалось, я слышал тот же голос, но все еще не стал рассказывать Хакатри свою историю. Я не хотел признаваться, что мне открылись мысли моего господина у Коса'эйджика – мне казалось, будто я нарушил его доверие в момент наибольшей уязвимости, и боялся, что Хакатри посчитает меня предателем.

– Это очень трудно понять, господин.

– Как и мне, – сказал он. – Но та, что говорила со мной, не предложила средства, исцеляющего мой недуг или хотя бы дающего передышку. Она лишь сказала: «Страдание есть».

– Тогда это плохой оракул, милорд. – Тут у меня не имелось никаких сомнений.

Как мог кто-то, смертный или бессмертный, смотреть на мучения моего господина и с такой легкостью их игнорировать?

– Нет, Памон, я не думаю, что в мудрости Глаза Земляного дракона существует польза или вред. – Он поморщился, слегка повернувшись в постели. – Я не стану утверждать, что каждое слово следует выполнять или хотя бы верить, но считаю, что подобная сила способна показывать только правду. Остается лишь выяснить, какую и что мне не показали.

Подобные тонкие определения оставались для меня недоступными.

– Я хочу лишь, чтобы вы поправились, лорд Хакатри. И не думаю, что вам следует слишком долго размышлять о том, что там произошло.

Мой господин улыбнулся, но его лицо сохраняло такое скорбное выражение, что мое сердце сжалось.

– А о чем мне думать, мой добрый Памон? О семье, к которой я не могу даже прикоснуться? О нескончаемой боли? – Он покачал головой. – Та катастрофа, которую предрекает голос, рок, что, как она считает, навис надо мной, ждут меня лишь в будущем. И я уверен, что любой из них лучше, чем мое настоящее.

Вскоре у лорда Хакатри начался новый приступ лихорадки. Я каждый день ухаживал за ним, однако он редко меня узнавал. Но даже в тех случаях, когда я уходил, чтобы забыться беспокойным сном, моими сновидениями управляли сны моего господина. Однажды я даже спросил одного из целителей Энки-э-Шаосэй, женщину зида'я, чье имя я уже не помню, могла ли моя постоянная близость с Хакатри привести к появлению похожих снов, и она откровенно удивилась моему вопросу.

– Тебе снятся его сны? – спросила она.

– Откуда я могу это знать? Но прежде мне никогда не снилось, что я горю, и я ни разу не заходил так далеко по Дороге Снов. На Сесуад'ре я слышал… – И тут я смолк. Если я не мог признаться своему господину, что меня посещали его видения у Перекрестка, то разве имел право поделиться ими с той, кого не знал? – В своих снах я выкрикиваю незнакомые мне имена, – продолжал я, – как будто вижу старых друзей, но меня не замечают, или старых врагов, с которыми должен сражаться, но они постоянно остаются за пределами досягаемости.

Целительница выглядела удивленной.

– Возможно, дело в твоей крови, – наконец сказала она.

– Моей крови? Но не я сражался с Червем. На моей коже нет шрамов от черной крови, хлынувшей после его смерти из подлого сердца.

– Но ты тинукеда'я, не так ли? Один из вао, пришедших из Сада.

И вновь мне напомнили о моем происхождении.

– И что?

– Необычность твоего народа заключается в том, что вы легко попадаете на Дорогу Снов, – только и сказала она.

Нам пришлось провести в Летнем городе несколько лун, поскольку мой господин очень медленно приходил в состояние, которое лишь отдаленно можно было назвать приличным. К тому времени когда Луна Лисицы пошла на убыль, я стал все чаще чувствовать, что у меня украли мою жизнь. И даже сейчас, когда я пишу эти строки, мне стыдно за собственный эгоизм, но, должен признаться, я нередко думал о том, помнят ли меня те, кто остались в Асу'а, или они вспоминают только Хакатри. Я также спрашивал себя: не забыли ли меня друзья в Вороньем Гнезде.

Дни шли, я размышлял о том, какие следы в моей судьбе оставили события, в которых я участвовал, и поражался незначительности своих деяний в этом мире. Только рядом с моим господином я приносил хоть какую-то пользу. Я был никем, и меня начинали замечать лишь в те мгновения, когда я играл какую-то роль в жизни известных людей. Пока за моим господином умело ухаживали целители Дома Золотого Листа, я гулял по улицам Летнего города, рассматривал древние сады и лес. Я беседовал с теми, кого встречал во время прогулок, как зида'я, так и тинукеда'я, и довольно скоро понял, что не ошибся: многие жители покинули Энки-э-Шаосэй.