Крылья тьмы - Терри Брукс

— Не думаю, что кто–нибудь из нас поехал бы.

Бек подошел к сестре и, преклонив колена рядом с ней, прикоснулся пальцами к ее щеке, чтобы дать ей знать, что он рядом.

— Ты слышишь меня, Грайан? — спросил он тихо.

— Не знаю, что я тут теперь делаю, — продолжал Панакс. — Ни у кого из нас нет причин находиться здесь. Мы ничего не добились, нас лишь убивали и ранили. Даже друида. Я думал, что с ним никогда ничего не случится. И про Трулза тоже так думал. А теперь их обоих нет в живых. — Он покачал головой.

— Когда я доберусь домой, — сказал Бек, все еще не сводя глаз с бледного, бесстрастного лица Грайан, — я останусь там. Я никогда не уеду оттуда.

Он вновь подумал о Руэ Меридиан. Что будет с ней, когда они вернутся в Четыре Земли? Она была скитальцем, рожденной для жизни скитальца, путешественницей и искательницей приключений. Она была совершенно не похожа на него. Она не захотела бы приехать на плоскогорье и оставаться дома до конца своих дней. А раз так, она не захочет иметь с ним ничего общего.

— Я думал о доме, — спокойно произнес Панакс. Он присел на корточки рядом с Беком, его бородатое лицо выглядело встревоженным. — Я никогда о себе особенно не заботился. Депо Бент — это как раз такая деревня, в которой я и закончил бы свой путь. Семьи у меня нет, только несколько друзей, ни одного близкого. Всю свою жизнь я путешествовал, но не знаю, осталось ли что–нибудь в Четырех Землях, что мне хотелось бы повидать. Без Трулза и Странника, которые не давали мне скучать, не знаю, есть ли там что–нибудь для меня. — Он сделал паузу. — Может быть, я останусь здесь.

Бек посмотрел на него:

— Останешься здесь, в Паркасии?

Дворф пожал плечами:

— Мне нравятся ринджи. Это хорошие люди, и не так уж отличаются от меня. Их язык похож на мой. Мне вроде как нравится и эта страна, за исключением таких вещей, как граак и Антракс. Но остальное выглядит интересным. Я хочу исследовать ее. Много чего тут никто из нас не видел, всю внутреннюю часть за горами, куда собираются Обат и его люди.

— Ты окажешься тут в ловушке, если вдруг передумаешь. У тебя не будет возможности вернуться назад.

Высказав это дворфу, Бек поморщился — так нехорошо это прозвучало.

Панакс тихо усмехнулся:

— Я смотрю на это иначе, Бек. Когда делаешь выбор, принимаешь и его последствия. Вроде этого путешествия. Только, может быть, на сей раз все обернется для меня несколько лучше. Я уже не так молод. Во мне осталось не так много жизни. Не думаю, что хуже окончить ее тут, в Паркасии, нежели в Четырех Землях.

Насколько отличался от него дворф, изумленно осознал Бек. Не хотеть вернуться домой, остаться в чужой земле, надеясь, что это окажется интересным. Сам Бек не мог поступить так. Но он понимал дворфа. Для того, кто большую часть жизни был исследователем и проводником, живя в одиночку вне городов и деревень, решение остаться здесь не казалось таким уж странным. В конце концов, сильно ли отличались горы Алётра Арк от гор Вольфстаага?

— Как думаешь, справишься без меня? — спросил Панакс, его лицо было странно серьезным.

Бек понимал, что хотелось услышать Панаксу.

— Думаю, ты бы только мешал, — ответил он. — В любом случае ты заслужил право делать то, что хочешь. Если желаешь остаться, так и сделай.

Они ничего не стоили без своей свободы, были ничем без права выбора. Они отдались общему делу с друидом в поисках магических книг Старого Мира, но с этим было покончено. Что им нужно было сделать сейчас — это помочь друг другу вновь найти дорогу домой, будь тот дом в Четырех Землях или где–нибудь еще.

— Почему бы тебе не поспать немного, — сказал он дворфу. — Я посижу с Квентином. Я на самом деле хочу этого. Мне нужно быть с ним.

Панакс поднялся и во второй раз положил руку на плечо Беку, что означало и его поддержку, и благодарность. Затем, пройдя сквозь тени, он вышел из каюты. Бек смотрел ему вслед, думая о том, найдет ли Панакс свою новую жизнь, принесет ли она ему спокойствие и удовлетворение, чего не дала ему прежняя жизнь. Он думал о том, каково это — быть настолько отдаленным от всего и всех, что мысль оставить все позади вовсе не тревожит. Он не мог понять этого и, по правде говоря, надеялся, что никогда этого не узнает.

Он повернулся к Квентину, глядя, как его брат, мертвенно–бледный, лежит и умирает. О боги, боги! Бек ощутил беспомощность. Он больше не мог сносить этого, не мог видеть, как Квентин ускользает в ничто. Он должен что–то сделать; даже если у него ничего не получится, он будет знать, что, по крайней мере, попытался. Традиционные способы лечения здесь бесполезны. Необходимо испробовать что–то еще.

Бек помнил из рассказов Странника, что песнь желаний могла исцелять. Ее не часто применяли с этой целью, потому что это требовало большого мастерства. У него не было ни мастерства, ни опыта, но он не мог тревожиться об этом сейчас. Брин Омсворд однажды применила магию, чтобы исцелить Рона Ли. Если один из Омсвордов когда–то использовал магию для спасения жизни одного из Ли, почему бы другому Омсворду не сделать этого снова?

Это было рискованным предприятием. Возможно, глупым. Но Квентину не выжить, если ему ничем не помочь, а ничего другого не оставалось.

Бек подошел к постели и сел рядом с братом. С минуту он смотрел на него, а затем взял его руку в свою и сжал ее. Жаль, что у него не было другой возможности поэкспериментировать с этим. Жаль, что у него не было никаких указаний на этот счет, никакого представления о том, с чего начать, о том, как действует магия. Ничего у него не было.

— Я буду стараться изо всех сил, Квентин, — молвил он тихо. — Я сделаю все, что смогу. Прошу, вернись ко мне.

Затем он призвал магию в неспешной последовательности слов и музыки и начал петь.

Бек Омсворд никогда не делал этого прежде, и у него не было представления, как именно следует действовать, поэтому он не спешил. Он работал очень осторожно, шаг за шагом, внимательно наблюдая за Квентином, чтобы убедиться в том, что магия песни желаний не оказывала на него неблагоприятного воздействия. Он призвал магию медленным приглушенным пением, поднимавшимся из груди, продолжая держать Квентина за руки. Бек стремился сохранять с ним физический контакт, чтобы следить за тем, все ли идет так, как хотелось.

Когда магия достигла достаточного уровня, он направил малую ее толику в изуродованное тело Квентина, чтобы определить масштабы повреждений. Красные осколки боли рикошетом пронзили его, и он тут же прервал магический контакт. Это вполне объяснимо: исследовать поврежденное тело без соответствующей самозащиты было неосмотрительно. Воздвигнув преграду, он попытался вновь и встретил противодействие. Все еще напевая, он попытался войти в разум Квентина, чтобы прочесть его мысли. Здесь он встретил еще одну глухую стену. Разум Квентина, казалось, прекратил функционировать или, по крайней мере, не выдавал никакой информации, понятной Беку.