Егор - Мариэтта Чудакова

Почему же эти экономические вопросы «идеологически опасные»? – думает кто-то из читателей. Да потому что власть как огня боялась возвращения отнятого у людей России в конце 1917 года – как казалось, навеки, – права иметь частную собственность. И уж тем более не собиралась ее защищать.

«Все мы остро испытываем чувство открывшейся свободы, простора для научных исследований, для реального изучения процессов, происходящих в экономике. Можно отказаться от эвфемизмов и недоговоренностей, описывать происходящие процессы принятыми в мировой экономической литературе терминами…

Закончив работу, жжем костры, поем песни, шутим. На завершающем семинаре-капустнике я изложил два возможных сценария развития кризиса.

Первый назывался “На гребне”. В нем определялось, кто будет играть какую роль в реформировании экономики. Надо сказать, что я точно определил ключевую роль Чубайса в этом процессе».

Второй вариант был кардинально иной. В нем определялись сроки тюремного заключения и размеры пайки для участников семинара…

«Настроение, однако, было веселое» (Е. Гайдар, 1996).

Так Гайдар собирал свою тимуровскую команду

Но ни он сам, ни члены команды, конечно, не догадывались, что они-то и есть его будущая команда.

Вернемся в университетские годы Егора Гайдара, послушаем еще одного его однокурсника.

Аркадий Вилитенко: «На первом курсе сохранялось разделение: мы, рабфаковцы, держались отдельно, они отдельно. Они: одна девушка – дочь академика, другая – доктора наук, известного экономиста, у них у всех спецшколы, а мы – кто откуда, после армии, уровень другой совершенно. Из “школьников” парней было всего двое – Гайдар и Витя Походун. Естественно, они сдружились. На переменах у них – свое, у нас – свое, после занятий мы по своим делам, они – по своим. Еще нас брали для того, чтобы мы все эти посты занимали: комсорги, старосты. Но к концу первого курса пропасть пропала…

…А среди рабфака у нас тоже было разделение: ортодоксальные коммунисты, как мы их называли, и не очень. Я был не очень. Я никогда в партии не был…

Насчет ортодоксальности это все выяснялось очень просто. Диспутов в коридорах не было, диспуты были на семинарах. Причем это иногда происходило в довольно резких выражениях… Девочка из Коста-Рики кричала на всех по-испански и по-русски, что вы, мол, такие-сякие, не цените социализм. Споры были на тему: что лучше – план или рынок? Что за ерунда такая, мы план не выполняем, не все планируем, почему? – это иностранцы возмущались ортодоксальные. Другие говорят: а зачем все планировать?..

…Иностранцы возмущались: почему вы коммунистический строй ругаете? В конце концов они затихли, когда пожили в Советском Союзе. Это было очень заметно».

Иностранные студенты, как правило, были членами зарубежных компартий. Их партии были на содержании у советского правительства. У себя дома, на расстоянии, по книжкам и коммунистическим газетам этим студентам социализм, конечно, нравился больше, чем лицом к лицу.

Небольшая «зарисовка» однокурсника о Егоре Гайдаре: «Едем в метро. Он рассказывает: “Мне кошмарный сон приснился, мне приснилось, что я в партию вступил”».

Поясню для нашего читателя, почему – «кошмарный».

С начала 70-х годов широко ходил такой афоризм неизвестного автора: Три качества никогда не даются в одном наборе – ум, партийность и порядочность.

Подчеркиваю – этот афоризм появился после рубежного для многих 1968 года. Когда стремление чехов к свободе стали давить советские танки, в идеях социализма разуверились и те, кто через 12 лет после доклада Хрущева еще продолжали в него верить – например, Тимур Гайдар (вы об этом читали в конце первой части моей книги).

То есть – в партию Егор Гайдар вступать никак не хотел. Но вступил. Почему? Или точнее – зачем?

«Зная мощный научный потенциал Егора, после защиты им кандидатской диссертации (в 1980 году. – М. Ч.), которая была написана всего за один год, – вспоминает его научный руководитель В. И. Кошкин, – я решил помочь ему в дальнейшем профессиональном росте. Во-первых, предложил ему вступить в члены КПСС. “А это обязательно?” – спросил он. Пользуясь своим авторитетом, я все-таки сумел убедить в необходимости этого шага и дал ему рекомендацию для вступления в ряды партии».

Сыграл свою роль и отец Егора.

«Влияние Тимура было очень сильное. Вступать или не вступать в партию – тоже вместе они принимали решение. Это тоже влияние Тимура, который считал, что надо изнутри действовать, чтобы построить правильное общество.

Сам Егор не очень стремился. Он рассказывал, как его в Бюро комсомола (факультетское. —М. Ч.) записали, потому что он международную премию получил на первом или втором курсе. И решили: как же так, он вообще не охваченный (“охваченный” – такой советизм, означало – “не охваченный общественной работой, оставшийся вне комсомольских обязанностей”. – М. Ч.), надо его в бюро комсомола» (из рассказа Ариадны Павловны Бажовой-Гайдар Кириллу Рогову).

…В тот самый год, когда Егор Гайдар принял решение вступить в партию, М. Восленский, который покинул Советский Союз в 1972-м, успев хорошо изучить «фактуру» – все устройство страны, писал в вышедшей в Германии в 1980 году книге «Номенклатура»:

«Прислушаемся к голосу народа. Что говорят люди в Советском Союзе – не на собраниях, а между собой – о мотивах вступления в партию?

Говорят всегда одно: в партию вступают исключительно ради карьеры.

Речь идет не обязательно о головокружительной карьере. Просто, если вы хотите быть уверенным, что начальство на работе не будет к вам придираться, что вы нормально будете продвигаться по службе и будете относиться к числу поощряемых, а не преследуемых, вступайте в партию».

Это – не про Егора Гайдара. «Придираться» к нему вряд ли кто-то бы стал. За ним была его фамилия. А также – и его отец: Тимур Гайдар был элитарный журналист-международник, морской офицер – не в отставке, получивший как раз в 1980 году чин контр-адмирала.

Мотивы здесь надо искать иные.

О них Восленский пишет далее.

«Что же касается карьеры в обычном смысле слова, то существовало ясное правило: партбилет – не гарантия карьеры, но его отсутствие было гарантией того, что вы никакой карьеры не сделаете».

Исключения встречались только в научной среде и в сфере искусства. Беспартийными были вполне преуспевающие, пользующиеся доверием советской власти академик А. Н. Туполев (после того, как отсидел свое в лагере и на «шарашке»), И. Эренбург, поэт Н. Тихонов – бессменный председатель Советского комитета защиты мира. То есть, люди с вполне состоявшейся карьерой.

Дальше у Восленского – самое главное. И многие, читая это, сами догадаются, почему же Егор Гайдар решил все-таки вступить в партию – совершенно не имея желания находиться в ее рядах.