Бриллианты на пять минут - Лариса Соболева

– Примерно в половине одиннадцатого – в одиннадцать ночи, может, чуть позже, – ответил тот, снимая латексные перчатки, – он уже закончил работу. – Здесь достаточно тепло, тело остывало медленно.

– Кто в углу? – спросил Щукин, кивнув назад.

– Сын. Он и обнаружил тело.

Щукин подошел к молодому человеку:

– Понимаю, у вас горе, и все же я хочу с вами поговорить.

– Да, конечно… – тяжело сказал сын. Он задержал взгляд на отце, которого накрывали простыней. – Он погиб, как в той тетради…

– В какой тетради? – заинтересовался Щукин.

– Вон в той, – указал Генрих на тетрадь, лежавшую на краю стола. – В девятнадцатом веке убили ювелира, он был наш родственник, как утверждал отец. Один фабрикант описал эту историю. Пройдемте в мой кабинет, я не могу здесь…

Они вошли в глухой кабинет без окон, Генрих включил вентиляцию, поставил пепельницу на стол, достал зажигалку и сигареты, предложил следователям:

– Курите. – И закурил сам.

Гена расположился у стола, взяв на себя обязанность вести протокол. Вадим встал у входа, прислонившись к стене. Щукин некоторое время думал, с чего начать. Решил, что лучше с простого вопроса, чтоб завязать разговор:

– Когда вы виделись последний раз с отцом?

– После закрытия магазина. Я уехал, а отец остался. В последнее время он постоянно оставался в мастерской.

– У него были серьезные причины находиться здесь?

– Он говорил, будто у него много работы. Но это неправда.

– Так… У вас здесь огромные ценности. Где же охрана?

– У нас были и ночные охранники. Но двое уволились, третий заболел. Мы не успели нанять людей, ведь с нашим товаром не доверишься первому встречному. Но сигнализацию мы поставили современную, поменяли двери на сейфовые… В общем, меры приняли. А охрана пока дежурит только днем. В салон заходят разные люди, оставлять продавщиц один на один с покупателями опасно.

Щукин вернулся к предыдущему вопросу:

– На ваш взгляд, почему Казимир Лаврентьевич оставался в мастерской? Убили его часов в одиннадцать… Почему он задержался здесь допоздна? Мне непонятно, а вам?

– Не знаю. Он вообще вел себя странно. Стал замкнутым, даже грубым, время проводил в одиночестве. Его поведение огорчало маму.

– А в чем причина? Если человек, тем более отец, внезапно изменился, вы наверняка с ним разговаривали об этом.

– Причина? Думаю, она в колье…

– Колье? Что за колье? – сыграл незнайку Щукин.

– Однажды какая-то старушка принесла в мастерскую колье – хотела оценить его. Папе сразу стало плохо, у него повысилось давление. С того времени он стал сам не свой. Его потрясло, что это колье существует на самом деле. Потом он прочел мне тетрадь, в которой описывалась история создания колье и гибель нескольких человек. Я, честно скажу, не поверил, что у обыкновенной старухи есть вещь безумной стоимости. Да, отец так и сказал: колье не имеет цены.

– Да что ж это за колье такое? – встрял Вадим.

– По описаниям в тетради, колье состоит из редких бриллиантов. А сделал его наш далекий предок, в результате чего погиб… его убили…

– Я прочту тетрадь, – перебил его Щукин. – И что с этим колье?

– Не знаю. Но не так давно мне позвонила одна наша клиентка, попросила номер сотового отца. Он тогда, наоборот, в мастерской редко находился, зато постоянно ездил с неопределенной целью по городу. Она не могла его отыскать, а телефон потеряла. Тогда же она сообщила мне, что у нее есть ожерелье и ей нужно узнать стоимость. Она приехала к отцу вечером, я видел, как она входила, а потом видел похожую вещь у отца, он прятал ее. Потом эту женщину убили…

– А как ее зовут? Чем она занималась?

– Она была директором кафе «Казачка», звали ее Вера Антоновна.

Щукин опустил голову от стыда. Он допустил грубейшую, непростительную ошибку. Ведь читал дело, в котором фигурировало имя Казимира Лаврентьевича! В протоколе достаточно подробно были изложены факты, как было найдено тело директрисы, кто бил тревогу, Архип Лукич их хорошо помнил. А вот встретиться с Казимиром Лаврентьевичем не додумался. Потому-то его и считают бездарным следователем, что не умеет сделать вовремя правильный шаг. Ай, как нехорошо, ай, как стыдно!

– На момент убийства колье было у вашего отца? – спросил он.

– Он сказал, будто бы Вера Антоновна забрала его.

– Будто бы? Вы сомневаетесь?

– Сомневаюсь, – признался Генрих, закуривая вторую сигарету подряд. – После того как Вера Антоновна привезла ему колье или похожее ожерелье, он стал торчать в мастерской. Я требовал у него объяснений, но отец отказывался со мной говорить, отрицал, что колье у него. Возможно, оно было у него до вчерашнего дня. Но я также допускаю, что он сказал правду.

– Скажите, Генрих, а почему вы вчера не били тревогу, когда ваш отец не приехал домой? Вы же обнаружили его утром? Так почему?

– Я звонил ему, спросил, когда он придет, а он грубо ответил, что у него много работы. Я разозлился и не стал больше звонить. Да и дома потом меня не было. После разговора с отцом я уехал… В общем, вернулся домой рано утром, поспал часа два, а когда проснулся, мать меня огорошила: отец не ночевал дома. Она, разумеется, подумала, что отец ходит на сторону. Ну, а я, естественно, помчался сюда… и нашел отца… вызвал милицию и «Скорую помощь».

– А где вы были ночью? – поинтересовался Щукин.

– У женщины.

– Имя, фамилия, адрес?

– Я не могу вам назвать ее имя, – заупрямился Генрих. – Она замужем… и пока наши отношения не хочет раскрывать перед мужем.

– Придется назвать, – сухо сказал Щукин. – И желательно вспомнить еще одного свидетеля, который бы видел вас у нее.

Генрих поднял на него растерянные глаза, затем лихорадочно перевел взгляд на одного оперативника, на второго и выдавил с трудом:

– Простите… вы меня подозреваете… что я своего отца… Вы в своем уме?

– А мы обязаны проверять местонахождение всех родных и знакомых на момент убийства, – отчеканил Щукин. – Так положено.

– Ну, знаете ли… – Генрих был в шоке, даже пот покатился по вискам. – Это… да делайте, что хотите, но имени я не назову.

– Не кипятитесь, – приструнил его Щукин. – Наше дело найти убийцу, ваше – рассказать нам, где вы находились. И еще припомните, где вы были в ночь с десятого на одиннадцатое апреля примерно в час-два ночи.