Боги Абердина - Михей Натан

— Это Лоуренс, мой отец, — Эллен показала на фотографию высокого красивого мужчины, который стоял без рубашки на берегу. Вдоль всего берега виднелись очертания домов. — Снимали пять лет назад в Сан-Франциско, около нашего дома.

Ее отец выглядел успешным хирургом, кем и являлся. Он явно был уверен в себе, расслаблен. Бросались в глаза легкий загар и большая голова с густой шевелюрой черных волос. На следующем снимке оказалась ее мать Ребекка. На мгновение мне почудилось, что это Эллен, но потом я заметил морщинки и более темные волосы. Ее мать была красавицей и выглядела по-королевски. Она улыбалась в камеру и чувствовала себя абсолютно свободно, когда ее фотографировали. Эллен унаследовала рот и глаза, но у матери был высокий лоб, так что она напоминала какую-то европейскую модель.

— У тебя красивая мама, — сказал я.

Эллен рассмеялась.

— Да, она красива и дает другим это понять. Мисс Теннеси. — Эллен произнесла последнюю фразу с сильным южным акцентом и снова рассмеялась. — Она словно до сих пор носит наградную ленту на груди.

Мы стояли на коленях друг рядом с другом, склонившись над открытым альбомом. Коробки с китайской едой валялись на полу вокруг нас. Эллен наклонила голову набок и на мгновение стала удивительно похожа на скульптуру в профиль. Она замерла на месте, и каждая линия, каждый изгиб ее лица словно стал подчеркнутым и более заметным. Я смотрел на изогнутые губы, вздернутый и красиво очерченный подбородок с ямочкой, а волосы, как и всегда, напоминали мягкий шелк. Гладкие пряди касались ушей, завивались сзади и спадали вниз по шее. Я почувствовал себя сильным и смелым, в мыслях появилась уверенность. Я сглотнул и сделал долгий глубокий вдох.

И я ее поцеловал — взял подбородок кончиками пальцев, повернул губы девушки к моим и поцеловал их.

Эллен мягко отстранилась и уставилась на меня. Ее губы не ответили мне. Я провел рукой у нее по черному свитеру сзади, чувствуя толстую мягкую шерсть.

— Что это было? — спросила Эллен. Ее дыхание пахло сладким вином.

Я снова потянулся к ней, и девушка отпрянула назад.

— Ты знаешь, что делаешь? — спросила она.

Я лишился дара речи. Не могу адекватно сказать о глубине своего желания, но оно было всеохватывающим. Возникло ощущение, будто это желание способно разломить мой мозг надвое.

— Я люблю тебя, — признался я.

— Нет, не любишь, — ответила Эллен, сочувственно улыбнувшись.

Я ожидал не такого ответа. Могли быть смешок или улыбка польщенной женщины, или даже (из области фантастики) страстные объятия. Но не отказ. Это вывело меня из транса, и я встал, сказав:

— Думаю, мне следует уйти.

Эллен рассмеялась. Ее смех в эту минуту выражал множество вещей — часть из них была реальной, часть воображаемой, — жестокость, веселье, жалость…

— Боже мой, расслабься, — сказала она и прислонилась к креслу. — Ты даже не доел рис.

Эллен заглянула в коробочку и стала в ней рыться палочками.

Я заметил свое пальто на вешалке и бросился к нему.

— Уже поздно, — сказал я. — И я чувствую себя полностью униженным.

— Для этого нет повода, Эрик. Послушай… Если ты не собираешься остаться, то позволь мне, по крайней мере, отвезти тебя домой.

Она собралась встать, но я повернулся к ней и стал искать ключи от дома, потом уронил их на пол.

— Просто не делай ничего, — попросил я. Слова прозвучали более резко, чем хотелось бы.

Я засунул ключи в карман брюк и открыл входную дверь, потом оглянулся в какой-то отчаянной попытке убедиться в ее правоте — будто я не люблю ее. Может, на самом деле я ненавидел Эллен за то, как она поступила с Артом и со мной.

Девушка стояла в гостиной босиком, со скрещенными на груди руками, склонов голову набок. Локон упал на лоб. Она изучающе смотрела на меня зелеными глазами. Джинсы низко сидели на бедрах, свитер задрался, открылся кусок кожи и полукруг пупка.

— Прости, — сказал я и поспешил наружу, громко хлопнув дверью.

Я взял такси и чуть не вылетел из него в панике, когда машина завернула на подъездную дорогу к дому доктора Кейда. Внезапно я решил, что Арт сможет унюхать запах Эллен у меня на руках и изобьет меня до полусмерти, или, еще хуже, расскажет о моем предательстве доктору Кейду. В таком случае профессор выгонит меня из дома и отправит назад, в общежитие. Мои эмоции простирались от ненависти к самому себе до восторга, внутри все дергалось и раскачивалось, словно на корабле во время шторма. Я утратил контроль над собой, это было труднее принять, чем что-то еще.

Стоял тихий вечер. Ветра не было, звуки почти отсутствовали, все приглушалось холодом и одеялом из снега и льда. В гостиной горел свет, стало видно, как Дэн выходит из столовой. Я остановился у входа, взял себя в руки и зашел.

Дом оказался таким, как в последний раз, когда я тут находился, словно и не уезжал никуда. Точно также успокаивающе пахло полированным деревом, а от очага — горелой сосной. Все было чисто — ни пятнышка, обеденный стол вытерт до блеска. По центру стоял огромный букет цветов, как я выяснил в дальнейшем, его оставил Томас. У одной из стен столовой стоял закрытый ящик с вином, тоже подарок Томаса. Ко мне направился Нил, обнюхал мою руку и ткнулся мордой в ногу.

«Он ее учуял, — подумал я. — Арт его выдрессировал, как собак в аэропорту».

Дэн повернулся ко мне, улыбнулся и широко раскрыл объятия.

— Привет, привет! — воскликнул он, быстро меня обнимая. Каштановые волосы отрасли, но он так и зачесывал их на левую сторону. Затем парень стал старым привычным Дэнни — засунул руки в карманы и задумчиво опустил голову. — Арт сказал мне, что нашел тебя живущим, словно монах-францисканец, в подвале «Парадиза». Ты обитал в холоде, в спартанских условиях, кутался в одеяла.

Дэн рассказал мне про Бостон — о прошедшем снегопаде, долгих, медленно тянущихся днях, полных скуки, походах по магазинам с кузенами на Ньюбери-стрит, пеших прогулках, времени, проведенном в библиотеке Гарварда за изучением старых атласов. Дэнни один раз разговаривал с Хауи. Тот позвонил как-то в среду в два часа ночи, будучи пьяным. Он говорил заплетающимся языком, на заднем фоне громко играла музыка. По словам Хауи, одна девушка хотела, чтобы Дэн сел на самолет и летел к ним, поскольку желала лечь с ним в постель.

Арт вышел в холл, зевая. На нем была полосатая фланелевая пижама. Он почесал Нила за ухом.

— Николь звонила, — сообщил Артур. Его очки сидели на кончике носа. — Она сказала, что будет дома после девяти. Куда ездил?

У меня была готова дюжина вариантов вранья.

— К доктору Лангу, — наконец, сказал я. — Потребовалось забрать чек и подготовить расписание на семестр.

Арт уже не обращал на меня внимания и смотрел на свои руки.