Авиатор - Йон Колфер

Конор привязал кормовой линь ялика к рыбацкому судну и бросил якорь. Пуская пузыри, тот быстро пошел ко дну, унося с собой три надежно привязанных мешочка с алмазами. Перепрыгнув с носа на нос нескольких покачивающихся на волнах рыбацких лодок, Конор с помощью медного причального кольца поднялся на вымощенную плитами пристань.

С невозмутимым видом зашагал он по пристани, стреляя взглядом в сторону караульных на Стене. Несмотря на то что все вокруг становилось все более разболтанным и бессистемным, Деклан Брокхарт не позволял своим снайперам снижать требования. На Стене стояли четверо караульных, их накидки развевались на ветру. Конор видел блеск стволов и понимал, что при первых признаках агрессивности предупредительный выстрел выбьет искры у него из-под ног; при повторных признаках он будет мертв еще до того, как его тело упадет в воду. Поэтому он шел медленно, с беспечным видом, держа на виду пустые руки.

Дорожка на набережной тянулась вдоль изгиба внешней стены к мощеной рыночной площади, где днем стояло множество прилавков. Торговцы, хозяева гостиниц и домохозяйки стекались сюда каждое утро, чтобы наполнить свои корзины скумбрией, треской, сайдой, мидиями, раками, крабами, лангустами и лососиной. В Килмор прибывали пустые суда, а отбывали набитые до отказа; или же наоборот.

К вечеру воздух пропитывался острыми запахами рыбы и соли. Уборщики качали воду из гавани и поливали рыночную площадь, смывая в море кровь и внутренности. На Соленых островах уборщиками работали совсем молоденькие парнишки; вооружившись щетками и энергией юности, они счищали с плиток глубоко въевшуюся грязь, а на следующий день все начиналось сначала.

Конор прошел под аркой Стены, мимо будки таможенников.

— Несешь что-нибудь? — окликнул его охранник.

Конор поднял пустые руки.

— Просто сильная жажда, сэр, и свидание с подружкой.

Охранник улыбнулся.

— А, пиво и Бесси. Две серьезные причины для посещения Соленых островов. Надо полагать, ты не первый раз здесь?

Впереди, на холме, уходили высоко в ночь башни дворца, загораживая собой звезды.

— Нет, сэр, я уже бывал тут прежде.

Мальчиком Конор отнюдь не все время посвящал занятиям. Он до подмышек погружался в тину и морские водоросли. Он карабкался на утесы, строил запруды и, если удавалось, воровал яйца у птиц, вразвалку расхаживающих по плоским холмам, словно игрушки с часовым механизмом. Эти сугубо мужские увлечения часто приводили к тому, что Конор опаздывал со временем своего возвращения. В таких случаях приходилось заглядывать в окна, чтобы посмотреть, дома ли отец и в каком настроении пребывают родители.

Сейчас он занял то же место, оседлав горгулью водосточного желоба, в трех метрах над землей, на другую сторону площади от дома Брокхартов. Скапливающаяся из мелких соленых брызг вода вытекала изо рта горгульи, оставляя белые прожилки на изогнутых каменных губах. Даже сам факт того, что он карабкается сюда, породил острую душевную боль и страстную тоску по дому.

«Ноги сами находят опору в камне. Я карабкаюсь так, словно в последний раз делал это всего лишь вчера».

Дом Брокхартов стоял спокойный и тихий, если не считать единственной свечи в кухонном окне. И никаких признаков родителей.

«Наверное, уже слишком поздно».

Конор испытал сильное разочарование, но одновременно и облегчение. Внутри все стянулось в тугой узел плотнее, чем когда он улетал из тюрьмы на воздушном шаре. Он понимал: если увидит на лицах родителей страдание и боль, ничто не удержит его от того, чтобы войти в дом и рассказать правду.

«Они ненавидят меня, отец и мать, но это ненависть, в основе которой лежит ошибка. Сфабрикованная. Под ней по-прежнему сохранилась любовь».

В кухне возникла какая-то тень. Конор почувствовал биение пульса в виске.

«Может, мать не в состоянии уснуть. Ее, как и меня, преследуют ночные кошмары».

Это действительно была его мать. Кэтрин Брокхарт прошла мимо окна, с разметавшимися со сна волосами.

«Мама. Ох, мама!»

Стоило ему просто увидеть ее, и все барьеры, возведенные вокруг сердца, рухнули. Пора покончить с жестокой шарадой Бонвилана, и пусть он расплачивается за все, не Конор. Он собрался соскользнуть с горгульи и вдруг замер. В кухню вошел отец — и не один. Он нес на руках ребенка, взъерошенного малыша лет двух или чуть меньше, с недовольно оттопыренной нижней губой.

«Ребенок. Мой брат».

Отец вовсе не выглядел сломленным человеком, как воображал Конор. Он качал малыша на согнутой руке, и на его губах играла хорошо знакомая улыбка. Он заговорил, и сквозь открытое окно Конор мгновенно узнал этот тон, хотя не мог разобрать слов.

«Мой отец счастлив».

Кэтрин налила для сына воды в кружку, и они вместе захлопотали над ним, присев у камина, пока он пил. Постепенно настроение малыша улучшилось; видимо, ему приснился кошмар, но воспоминание о нем растаяло при виде любящих родителей.

Сидя на горгулье, Конор чувствовал себя так, словно последние остатки Конора Брокхарта сдирают с него, словно кожу.

«Ребенок. Брат».

Все обстояло совсем не так, как он себе представлял. По-видимому, он был единственным, кто страдал. Со вторым сыном родители вновь обрели счастье.

Холод каменной горгульи поднимался по телу к сердцу, куртка промокла от соленых брызг. Конора начал бить озноб.

«У них все хорошо, — думал он. — Они снова счастливы».

Нельзя, чтобы они узнали, что он жив и как все было на самом деле.

«Бонвилан убьет их, не колеблясь, и это будет моя вина».

Конор отвернулся от окна и съехал по желобу.

«Я Конор Финн», — говорил он себе, быстрыми шагами устремившись в гавань.

«Летчик слетает еще раз. Два мешочка алмазов, и потом Америка».

Унылая башня

Во время отсутствия Конора Линус Винтер развивал бурную деятельность. Он полностью переустроил спальню в соответствии со своими личными предпочтениями. На плите стояли горячий шоколад и сковорода с беконом и картошкой, а сам он в данный момент зашивал рукав своего фрака.

— Сейчас середина ночи, — сказал Конор, входя внутрь.

Линус постучал себя по виску.

— Для меня всегда ночь, мальчик. Я сплю, когда чувствую усталость.

Конор заглянул в подвал.

— Зачем вы утруждались, передвигая мебель? Пройдет несколько дней, и нас здесь не будет… Я же вам говорил.

— Несколько дней? Твоя драгоценная летающая машина еще не закончена.

Если Конор не латал крылья планера, он тратил каждую минуту, конструируя аэроплан с бензиновым двигателем и убирающимся шасси, который замыслил еще в тюрьме.