Своя дорога - Галина Ли

Умница, вот с кого Агаи пример надо брать! Ну слава Ирие, обошлось. Хотя чего это я так по поводу рош-мах беспокоюсь? Ну спалят туземцы лес, так посмертный жаркий костер – мечта любого воина ее племени. Неужели начинаю верить, что Агаи найдет противоядие?

Скоро все, кроме колдуна, ушли. Сначала подумалось, что он решил перемолвиться со мной без свидетелей, но реальная причина задержки выяснилась довольно скоро: колдун немного поговорил о предстоящей дороге, а потом плавно свернул разговор на то, что без одобрения богов корабль далеко не уплывет – дух реки не пустит. В общем, дело обошлось еще двумя серебряными монетками, именно столько стоило заклинание умиротворения речного духа. И хотя мне очень не нравилось, что в последнее время деньги уходят из моего кармана, заплатить пришлось. Уж лучше благословение неизвестных божков, чем незатейливое проклятие разочарованного туземца. Кто знает, с какими силами он дружит. Довольно с нас двух восьминогих монстров.

Получив деньги, духовный вождь племени пришел в хорошее настроение и проникся к чужестранцам симпатией. Тогда я задал вопрос, который давно меня интересовал. О том, почему деревня построена на искусственных островах и зачем ее каждую ночь отгоняют подальше от берега.

Колдун усмехнулся в ответ:

– Учинарки живут не один. Хозяин лес – Озана. Не любит ночь гостей. Бродит. Наступит – сломает. Все сломает – дом, лодку, тебя, меня. Нельзя строить дом в лес.

Да, пожалуй, с таким беспокойным духом на берегу деревню не выстроить. Теперь я туземцев понимаю.

– А в воде никто не живет? – задал я новый вопрос.

Колдун кивнул:

– Живет, живет! Рыба живет, черепаха живет, много разных живет, и учинарка, когда надо, тоже живет.

– А чудовища хищные живут? Которые учинарку едят?

Колдун моргнул круглыми глазками, а потом визгливо рассмеялся, приняв мои слова за шутку:

– Нет, тоден, учинарка сам всех в река ест.

Замечательно. Именно это я и хотел услышать. А то меня, как только зачешутся шрамы на ребрах, так и тянет разбить лагерь на берегу.

Отчалили из деревни мы после восхода солнца. Лошадь я оставил туземцам. Щедрый подарок, конечно, но не тащить же ее на корабль, не настолько он велик. Потом купим новых, все равно нам одной мало.

Агаи после отъезда снова повел себя так, словно мира не существовало, и сразу удалился в «домик». Ох, скоро кончится мое терпение, окуну я сирин в воду с головой, не посмотрю, что он маг!

…И потянулись дни, похожие друг на друга, как близнецы. Даже пейзаж вдоль реки не менялся: все тот же тростник, за которым виднелись высокие кроны деревьев.

Я ловил рыбу, менял Доро у руля, когда тот отправлялся спать или рыбачил, возился с Моррой, готовил, а волшебник лежал в постели с отрешенным лицом мученика, игнорируя все попытки поговорить по душам. В конце концов я не выдержал, схватил Агаи в охапку и выкинул за борт прямо в одежде. Парень ушел под воду с головой, но тут же вынырнул и неумело замолотил руками, цепляясь за лодку. Прохладная осенняя вода моментально привела аптекаря в чувство. Апатию и вялость смыло, словно следы на песке, и стоило сирин вытащить на борт, как он кинулся на меня со сжатыми кулаками, позабыв про то, что умеет колдовать:

– Что за глупые шутки, Дюс?!!

Я устроился на корме, готовый, если понадобится, повторить полезную процедуру.

– Почему – глупые? У тебя от купания и речь и слух вернулись, а может, еще и разум заодно.

Волшебник вспыхнул, сверкнул глазами и распрямил плечи, готовясь достойно ответить, но я не оставил ему шанса:

– Остынь, Агаи, и выслушай меня. Хватит болтаться бесполезным придатком. Еще один день твоей великой печали, и я сойду на берег, прихватив с собой Морру. А ты и дальше можешь вести себя как слюнтяй и размазня!

– Как ты смеешь?!! – прошипел волшебник.

– Смею, пока ты валяешься без дела, размазывая сопли, недостойные мужчины! – отрезал я, добавив: – Или ты думаешь, Танита была бы на седьмом небе от счастья, глядя на тебя?

Последняя фраза заставила сирин закрыть рот, впрочем, он снова тут же открылся, но уже от удивления.

Ох и не люблю я, когда собеседников поражает происходящее за моей спиной… Обычно подобное изумление сулит крупные неприятности!

Я резко повернулся, выхватив из-за пояса нож, и оторопел – на корабль, широко распахнув серые крылья, планировала огромная птица.

Надо же, сколько здесь одноплеменников нашего колдуна обитает! Видно, в этих местах охотников за костями сирин не найти.

Птица на лету трансформировалась в человека, не изменив только голову. Молодое и красивое женское тело лишь на миг ослепило наготой – незнакомку тут же окутал плащ, возникший прямо из воздуха. Потом гостья резко вытянула перед собой руку с зажатым в кулаке свитком.

Я с трудом оторвал взгляд от обнажившейся груди и взял послание. Оборотень, не тратя времени на объяснения, тут же перекинулась обратно в птицу и забила крыльями, взлетая. У меня же перед глазами стояло видение манящих округлостей, но не потому, что я такой озабоченный придурок… Просто украшавшая правую грудь родинка казалась на удивление знакомой. Настолько знакомой, что даже сомнений не возникло – я видел ее раньше! Вот только где?

Проследив взглядом за улетавшей птицей, я сел на помост и осмотрел послание. На лиловой шелковой ленте, змеей охватившей мелованную бумагу, висела хорошо знакомая печать его величества Фирита – чтоб ему провалиться в преисподнюю… И как он меня нашел?!

Я вскрыл письмо, торопливо пробежал взглядом по ровным изящным строчкам и онемел на некоторое время. Основные новости в письме хотя и были из разряда особо гадостных, но зато вполне ожидаемых, так что удивило меня, кроме способа доставки, другое.

Перекинув свиток в руки насторожившемуся волшебнику, я потребовал:

– Объясни!

Я вернул нож на место и уставился на сирин, наблюдая за его реакцией. Тонкий лист желтоватой бумаги мелко подрагивал в руках юноши, словно зеркало, отражая его смятение. Щеки мага расцветили алые пятна румянца. Интересно – от стыда или от страха?

Само письмо не удивляло: обычный приказ, объявивший очередного опального вне закона. Короткое содержание гласило:

«Я, Фирит, милостью Ирия король Наорга и Северного Нанца, шестого дня восьмого месяца 89532 года от сотворения мира повелеваю: бесславного поданного, убийцу и предателя по имени Дюсанг Лирой Тилн из рода Ремари объявить государственным преступником, лишить дворянского титула, привилегий, права наследования и права на жизнь.

Всякий, к кому обратится за помощью сей преступник, под страхом наказания через повешение должен немедленно сообщить о его местонахождении любому офицеру королевской гвардии. Похвальная верность добрых подданных будет отмечена наградой в десять золотых. Доставившему преступника в королевскую тюрьму Тридизанг живым или мертвым даруем тысячу золотых».