Перед падением - Ной Хоули

Правда, что касается лично Джека, он бы предпочел это делать не сидя в ракете, а бегом.

В глаза ему бьет яркий свет софитов. Телеоператоры взяли его в полукольцо. Скотт инстинктивно щурится, понимая, что на первых кадрах хроники будет выглядеть не лучшим образом. Как только он вышел из подъезда, на него набросилась целая свора – мужчины с камерами на плечах, женщины с микрофонами, волочащие за собой шнуры по тротуару, который усыпан расплющенными комочками жевательной резинки.

– Скотт! – повторяют они на все лады. – Скотт, Скотт!

Он останавливается на пороге и оставляет дверь полуоткрытой, чтобы на всякий случай иметь путь к отступлению.

– Привет, – говорит Скотт.

На него начинают со всех сторон сыпаться вопросы. Все журналисты говорят одновременно, перебивая друг друга. Скотт поднимает руку.

– Что вы от меня хотите? – интересуется он.

– У нас к вам несколько вопросов, – отвечает один из телевизионщиков.

– Я первая сюда приехала, – заявляет Ванесса Лэйн, женщина-репортер, блондинка с микрофоном, на котором отчетливо видно название телеканала – Эй-эл-си. Она тут же сообщает, что находится на прямой связи с Биллом Каннингемом, который инструктирует из студии через микрофон, прикрепленный к ее уху.

– Скотт, – говорит она, локтями проложив себе дорогу в первый ряд, – что вы здесь делаете?

– Где? Здесь, на улице? – уточняет Скотт.

– В доме мисс Мюллер. Она что, ваша хорошая знакомая? Или, может быть, даже больше, чем знакомая?

Скотт несколько секунд размышляет над заданным вопросом и понимает, что не вполне точно понимает его смысл.

– По этому поводу мне надо немного подумать, – говорит он. – Трудно сказать, можно ли нас назвать друзьями. Мы познакомились совсем недавно. И потом, нужно учитывать и ее мнение. Мне трудно предположить, что она думает на этот счет.

Ванесса хмурится.

– Расскажите нам про авиакатастрофу, – говорит она. – Как это было?

– В каком смысле?

– Расскажите, как вы оказались один в бушующем океане, как услышали крики мальчика.

Скотт снова погружается в размышления. Поскольку он молчит, вопросы продолжают сыпаться на него как из рога изобилия.

– Скотт, – кричит в микрофон какая-то брюнетка, – почему произошла катастрофа? Что случилось?

На улице появляется молодая пара. Не желая оказаться в центре всеобщего внимания, парень и девушка пересекают проезжую часть и проходят по противоположному тротуару, при этом внимательно наблюдая за толкотней у входа в трехэтажный белый особняк. Происходящее со Скоттом вполне можно назвать несчастным случаем, поэтому нет ничего удивительного в том, что на него глазеют зеваки.

– Полагаю, самым правильным с моей стороны будет сказать, что я толком не успел ничего понять, – отвечает Скотт Ванессе, проигнорировав вопрос, заданный ему темноволосой девицей. – Мне не с чем сравнить мои ощущения. Конечно, меня поразил океан – его бескрайность, его невероятная мощь. Стояла полная темнота, луны на небе не было видно. Я пытался определить, в какой стороне находится север. Знаете, когда речь идет о выживании, трудно рассказать, как все было. Хотя, возможно, только эта история и заслуживает внимания.

– Вы разговаривали с мальчиком? – выкрикивает кто-то из задних рядов. – Он был напуган?

Скотт и на этот раз отвечает с задержкой.

– Знаете, для меня это тоже вопрос, – говорит он. – Трудно сказать, как реагирует на подобные вещи мозг четырехлетнего ребенка. Я могу описать свои ощущения. Главным из них было отчетливое понимание того, что я – жалкая песчинка в ночном океане, во враждебной стихии. Но по поводу мальчика мне судить трудно. Хотя страх – древнее, животное чувство, которое присуще человеку на генетическом уровне. И все же в четырехлетнем возрасте…

Скотт умолкает, чувствуя, что журналисты ждут от него чего-то другого. Он понимает, что ему все же следует по возможности удовлетворить их любопытство, чтобы избежать неверных толкований его слов в дальнейшем. «Что вы чувствовали? Как это было? Почему произошла авиакатастрофа? Каково это – плыть в полной темноте неизвестно куда?» Отвечая на каждый из этих вопросов, можно написать целую книгу. Можно годами размышлять над ответами, стараясь найти правильные слова, и добиться максимальной объективности.

– Скажите, а у вас есть дети? – спрашивает Скотт, обращаясь к Ванессе, которой на вид лет двадцать шесть, не больше.

– Нет.

Скотт поворачивается к ее оператору, мужчине лет сорока.

– А у вас?

– Да, есть. У меня маленькая дочка.

Скотт кивает.

– Понимаете, мне кажется, здесь все имеет значение. В том числе и пол ребенка – мальчики воспринимают все иначе, чем девочки. И то, что все случилось ночью, а ребенок в момент катастрофы спал, тоже важно. Может, он решил, что случившееся ему просто снится? Кто знает. Я думаю, здесь играет роль огромное количество факторов.

– Люди считают вас героем! – выкрикивает один из репортеров.

– Это вопрос? – уточняет Скотт.

– Вы сами считаете себя героем?

– Вам придется объяснить мне, что вы понимаете под этим словом. К тому же совершенно неважно мое мнение о себе. Оно часто оказывалось ошибочным – по крайней мере, в глазах других людей. Например, в двадцатилетнем возрасте я считал себя художником, а на самом деле был просто сопляком. Вы понимаете, о чем я?

– Скотт, Скотт! – закричали сразу несколько человек.

– Извините, я чувствую, что не оправдываю ваших ожиданий.

– Скотт! – снова окликает Бэрроуза Ванесса. – У меня вопрос непосредственно от Билла Каннингема. Почему вы оказались на борту самолета?

– В каком смысле?

– Каким образом вы туда попали? – уточняет Ванесса.

– Меня пригласила Мэгги.

– Мэгги – это Маргарет Уайтхед, жена Дэвида Уайтхеда?

– Да.

– У вас был роман с миссис Уайтхед?

Скотт хмурится.

– Вы имеете в виду интимные отношения?

– Да. Такие же, в каких вы теперь состоите с мисс Мюллер, чей отец жертвует миллионы долларов на нужды организаций левацкого толка.

– Этот вопрос задан всерьез?

– Люди имеют право знать правду.

– Значит, вы утверждаете, что у нас с мисс Мюллер был секс, исходя из того, что я побывал внутри ее жилища. Таково ваше логическое заключение.

– Но разве неправда, что вы смогли пробраться на борт самолета благодаря своим любовным успехам?

– И с какой же целью я, по-вашему, туда пробрался – чтобы вместе с самолетом упасть в океан и потом плыть десять миль с травмированным плечом?