Разные оттенки смерти - Луиз Пенни

Если бы кто-то вдруг потребовал у него выдать тайны некоего месье, то Гамаш заартачился бы. А уж если бы ему все-таки пришлось поделиться с кем-то этими тайнами, то, честно говоря, ему потребовалось бы время, чтобы отделить одни тайны от других.

– Тайны Лилиан были не хуже, чем какие-либо другие, – сказала Сюзанна. – По крайней мере, те тайны, о которых она мне говорила. Воровство в магазинах, невозврат долгов. Ну таскала она деньги из кошелька матери. Ну приторговывала наркотиками, ну изменяла мужу. В Нью-Йорке она воровала из кассы у своего босса, не делилась чаевыми.

– Ничего из рамок вон выходящего, – сказал Гамаш.

– Она никогда не выходила за рамки. Большинство из нас ломается, когда груз мелких нарушений становится слишком тяжел. Все это помаленьку складывается, и мы не выдерживаем. Избежать крупных проступков достаточно просто, но вас в конечном счете погребает под собой сотня мелочей. Если долго слушать человеческие истории, то понимаешь, что убивает не пощечина, не удар, а слушок, пренебрежительный взгляд, повернутая к тебе спина. Вот что больнее всего для людей, не совсем утративших достоинство. Они и пьют для того, чтобы забыть об этом.

– А люди без достоинства?

– Они не приходят в АА. Они считают, что у них все в порядке.

Гамаш немного подумал.

– Вы сказали: «По крайней мере, те тайны, о которых она мне говорила». Это означает, что были вещи, которые она от вас утаивала?

Гамаш не смотрел на свою собеседницу. Он давно уже знал, что люди легче раскрываются, если у них возникает иллюзия собственного пространства. И потому старший инспектор смотрел прямо перед собой, на греющиеся в послеполуденных солнечных лучах кусты жимолости и роз вокруг беседки.

– Некоторым удается вывалить все это зараз, – сказала Сюзанна. – Но большинству требуется время. Дело не в том, что они намеренно что-то утаивают. Иногда эти тайны скрыты так глубоко, что люди о них даже забывают.

– До определенного времени?

– Пока эта тайна из глубины не процарапывается наружу. К тому времени что-то, казавшееся мелочью, превращается в нечто неузнаваемое. В нечто большое и зловонное.

– И что случается потом? – спросил старший инспектор.

– Потом у нас есть выбор, – ответила Сюзанна. – Мы можем посмотреть правде в лицо. Или снова зарыть ее поглубже. Или хотя бы попытаться.

Случайному наблюдателю могло показаться, что это два старых друга беседуют о литературе. Но человек, не лишенный проницательности, заметил бы выражение их лиц. Не мрачное, но, возможно, чуть печальное в этот хороший солнечный денек.

– Что происходит, если люди пытаются снова зарыть это? – спросил Гамаш.

– Не знаю, как нормальные человеческие существа, но для алкоголика это самоубийственно. Отвратительная тайна заставляет тебя пить и пить и рано или поздно доведет до могилы. Но сначала она разорит все, что есть вокруг тебя. Уйдут твои близкие, ты потеряешь работу, дом. Достоинство. И наконец, жизнь.

– И все из-за какой-то тайны?

– Из-за тайны и решения спрятаться от правды. Из-за того, что твой выбор – трусость. – Она внимательно посмотрела на него. – Трезвость не для трусов, старший инспектор. Что бы вы ни думали об алкоголиках, но, чтобы излечиться, излечиться по-настоящему, требуется огромная честность. А чтобы быть честным, требуется огромное мужество. Бросить пить – это самая легкая часть исцеления. После этого мы должны заглянуть себе в лицо. Посмотреть на наших демонов. Много ли людей готовы сделать это?

– Не много, – признал Гамаш. – Но что случается, если верх берет демон?

Клара Морроу медленно шла по мосту. Остановилась, чтобы посмотреть на речку. Белла-Белла бурливо несла свои воды, ловила солнце серебряной и золотой рябью. На дне виднелись камни, отшлифованные потоком воды. Время от времени проплывала радужная форель.

Ехать ли ей в Монреаль? Она, вообще-то, уже нашла адрес Дайсонов, просто хотела подтвердить его у Бовуара. Бумажка лежала у нее в кармане, и теперь она посмотрела на их с Питером машину. Замершую в ожидании.

Ехать ли ей в Монреаль?

Чего она ждет? Чего боится?

Что они скажут ей о своей ненависти? Что обвинят? Выкинут из дома? Что мистер и миссис Дайсон, которые когда-то были для нее чуть ли не вторыми родителями, отрекутся от нее?

Но она знала, что должна сделать это. Несмотря на то, что сказала Мирна. Несмотря на то, что сказал Бовуар. Она не спрашивала у Питера. Еще недостаточно доверяла ему, когда речь о таких важных вещах.

«Не езди.

Не рискуй».

Клара отвернулась от реки и пошла с моста.

– Вы правы, – сказала Сюзанна. – Иногда побеждает демон. Иногда мы не осмеливаемся взглянуть правде в глаза. Это слишком мучительно.

– И что происходит тогда?

Сюзанна топтала траву, больше не замечая красоты сада.

– Вы слышали когда-нибудь о Шалтае-Болтае, старший инспектор?

– Детские стишки? Я читал их моим детям.

Он помнил, что Даниель любил их. Был готов слушать их снова и снова. Мог часами разглядывать иллюстрации со всей королевской конницей и всей королевской ратью, которые пытаются собрать Шалтая-Болтая.

А Анни? Она заплакала и не могла остановиться. Залила слезами рубашку Гамаша. Он укачивал ее, пытался успокоить. На это ушло какое-то время, и он не сразу сообразил, в чем дело. А потом понял: маленькой Анни, которой едва исполнилось четыре, невыносимо было думать о разбившемся Шалтае-Болтае. Повредившемся так сильно, что никто уже не мог ему помочь.

– Это, конечно, аллегория, – сказала Сюзанна.

– Вы имеете в виду, что никакого Шалтая-Болтая никогда не было? – спросил Гамаш.

– Именно это я и имею в виду, старший инспектор. – Улыбка сошла с лица Сюзанны, она сделала несколько шагов в молчании. – Многие люди, как Шалтай-Болтай, повредились настолько, что вылечить их невозможно.

– И Лилиан среди них?

– Она исцелялась. Я думаю, что ей бы это удалось. Она явно прилагала к этому огромные усилия.

– Но?.. – спросил Гамаш.

Сюзанна сделала еще несколько шагов.

– Лилиан совсем запуталась в жизни. Но она постепенно собирала свою жизнь по черепкам. Так что проблема была не в этом.

Старший инспектор поразмыслил над тем, что пытается сказать ему эта женщина, внешне такая вульгарная, но и такая преданная. Наконец он решил, что понял.

– Она не была Шалтаем-Болтаем, – сказал он. – Она не падала со стены. Она сталкивала с нее других. Другие из-за Лилиан падали и сильно калечились.