Позволь мне верить в чудеса - Мария Акулова

А еще универсальный солдат, доводящий себя же до состояния белого каления. Очень сдержанная, умеющая смолчать, когда стоило бы. В силу возраста, конечно, наивная и местами прорывается импульсивность. Возможно даже сверх меры, но пройдет несколько лет — и высоки шансы, что научится подавлять в себе лишнее и станет очень удобной партнершей для какого-то мужчины. Лишь бы не нашла себе откровенного м*дака, и не кивала смиренно, принимая, как данность, его самодурство.

Хотя, к сожалению, шансы именно на такого — м*удака — высоки. Хотя бы потому, что девочка действительно очень наивная… И очень красивая. Выделяется из толпы. Даже искать не нужно, чтобы взглядом выловить — он как-то сам находит и цепляется. Или это особенность его взгляда?

Корней постарался накрыть девушку пледом аккуратно, чтобы не разбудить. Вот только не сон ее берег, а скорее нервы — и свои, и девичьи. Потому что… Проснись она при нем, осознай, что чуть не сожгла кухню, а еще «развалилась» по-хозяйски на диване… И тот самый хозяин стоит сверху, глядя сурово (а судя по тому, как испуганно она смотрит на него сама, считает его взгляд именно таким)… За сердце зайца Корней не ручался бы.

В отличие от ее спецоперации «суп», его спецоперация «плед» удалась.

Девушка не проснулась, только вздохнула как-то по-особенному облегченно, зарываясь под наброшенное покрывало до носа… Вызвав непроизвольную усмешку на «суровом хозяйском лице».

— Спи спокойно, заяц. Волк тебя не тронет.

Сказал тихо, на сей раз глядя уже на рассыпанные по диванной подушке густые кудряшки, а потом притушил свет, вышел из гостиной, чтобы не мешать зайцу спать.

Находиться в состоянии дрёмы было безумно приятно. Ане казалось, что она даже в настоящий глубокий сон так ни разу и не нырнула, а все время была где-то на поверхности. Скорее в мыслях, чем в грезах.

Продолжала крутить в голове варианты формулировок, которые помогли бы быстро и безболезненно договориться с Высоцким, мысленно отсчитывала минуты, убеждая себя же, что можно еще чуточку спокойно полежать, прислушивалась к звукам. И, слыша тихое гудение вытяжки, будто успокаивалась, давая себе же добро на то, чтобы полежать еще немножечко…

Девичьи глаза разлеплялись крайне неохотно. Сначала правый на щелочку, потом обратно… Следом левый… И закрылся. Дальше Аня нырнула с головой под плед, снова закрывая оба, расслабляясь, позволяя проснуться себе постепенно…

Только она знала, каких усилий воли стоило скинуть тот самый плед, сесть на диване, потянуться, разводя руки… С тоской посмотреть на подушку, погладить ее, будто благодаря за гостеприимство… А потом встать. Слишком резко, потому что перед глазами заплясали черные точки. И вроде бы самое время обнаружить в этом уважительную причину для того, чтобы еще разок прилечь, но Аня отказала себе же в такой блажи.

Нет. Валяться хорошо, но у нее есть дела поважней. Она должна закончить готовку до прихода Высоцкого. Злить его своим присутствием на кухне, а потом еще и с разговорами лезть — это очевидный перегиб.

Девушка подошла к плите, приподняла крышку, несколько секунд просто смотрела на свой бульон, а потом нахмурилась… Неужели сама же воды пожалела? Вот дурочка… Потом поняла, что он не подкипает… Опустила взгляд на сенсорную панель…

— Ёлки-моталки…

Шепнула расстроено, включая нагрев под кастрюлей. Подумала, что, видимо, сработал какой-то защитный механизм, самостоятельно отключивший конфорку.

— Ну и как тебе после этого доверять, скажи? — девушка обратилась к плите-предательнице, конечно же, ответа не ожидая. Просто стало досадно. Теперь ведь ждать, пока заново закипит, да и неизвестно, насколько суп успел остыть, сколько варился, как быстро отключился… А это все время… Чертово ограниченное время…

Вновь опустив на кастрюлю крышку, Аня подошла уже к столу. Приходилось немного щуриться, потому что свет в гостиной казался менее ярким, чем обычно. Рука потянулась к телефону, чтобы разблокировать. Взгляд привычно опустился на экран.

Аня зафиксировала время… И застыла. Снова заблокировала телефон, давая то ли себе, то ли ему шанс одуматься. Снова зажгла…

Двадцать один тридцать. И почти сразу — двадцать один тридцать один.

Девичьи пальцы еще лежали на кнопке блокировки, вроде бы спокойные, а по спине уже шел холодок, потому что…

Взгляд скользнул на диван, на котором скинутый ею плед. Плед, которым она не укрывалась. Совершенно точно не укрывалась.

Дальше — подсветка по периметру потолка — тусклая. Будто кто-то специально приглушил.

Следом — разворот всем телом, чтобы снова посмотреть на предательницу-плиту, которая… Кажется, не такая уж предательница. Во всяком случае, отключилась не сама.

Очевидная версия уже настойчиво крутилась в голове, но Ане надо было проверить. Поэтому она позволила руке безвольно соскользнуть со стола, на постепенно становящихся ватными ногах побрела в прихожую… Не смотрела на ключницу как можно дольше. Давала себе шанс понадеяться, что все это — череда случайностей. Что плита таки отключилась сама. Что плед «упал» на нее с небес. Что свет стал тусклым, потому что разом решили перегореть все встроенные лампочки…

Но стоило увидеть, что ключ Высоцкого на месте, руки сами потянулись к лицу, а с губ сорвался протяжный стон.

— Вот дура… — Аня шепнула, откровенно ненавидя себя же. — Позорище какое…

Как бы ни хотелось этого избежать, но в голове уже ладненько одна за другой строились в ряд картинки.

Высоцкий приходит домой после работы — уставший, голодный, злой…. И тут она — развалилась на диване. И на плите вонючий бульон (а Аня не сомневалась, что для такого, как Высоцкий, привыкшего есть либо ресторанную, либо пусть домашнюю, но довольно изысканную еду, ее бульон непременно показался бы вонючим), который нерадивая гостья оставила, явно не заботясь о том, что еще немного — и можно будет звать пожарных…

Естественно, он его выключил. Естественно, костерил ее, дуру, последними словами. Естественно, не стал будить — побрезговал. Естественно, злой ушел к себе в ожидании, когда она соизволит проснуться, опомниться и освободить территорию.

Застыв посреди коридора, Аня перевела взгляд на дверь его спальни, стараясь прислушаться. Звуки оттуда не доносились. Промелькнула шальная мысль самой постучаться, извиниться, выслушать все, что он о ней думает, смиренно опустив голову, но на это не хватило то ли смелости, то ли наглости.

На тяжелеющих с каждым шагом ногах Аня вернулась на кухню. Снова уставилась на вторично закипевший бульон. Смотрела на него не меньше минуты, не понимая, как могла заснуть, да еще и так надолго… Как могла не проснуться, когда Высоцкий подошел… Она ведь каждую ночь… От каждого шороха… А тут…

Вздохнула, долбанула себя по лбу, снова глянула на закрытую дверь… Снова отбросила мысль подойти с извинениями…

Нет. Лучше быстро закончить свое дело, может даже погреметь посудой специально, чтобы он понял — наглая лежебока проснулась и скоро свалит. Хотя не стоит. Грохот может только сильней разозлить. Лучше всего — сделать все быстро и тихо. И не подходить сегодня с разговором. Вообще. Завтра утром поймать перед работой. Или… Или обойтись смской. Отправить, а потом с замиранием сердца следить, как статус изменится с «доставлено» на «прочитано». И с еще большим замиранием, как он будет печатать ответ…