Семь грехов памяти. Как наш мозг нас обманывает - Дэниел Шектер

Ученые описали пациентов-аутистов, исключительно точно запоминающих даты, имена или узоры. Нейробиолог Дэвид Беверсдорф и его сотрудники показывали списки семантически связанных слов взрослым аутистам и участникам контрольной группы, у которых аутизма не было[363]. Затем они провели тест, и аутисты узнавали заученные слова наравне с контрольной группой, но у них реже срабатывала «ложная тревога» при виде семантически связанных слов, которых они не заучивали. Выходит, аутисты разделили истинные и ложные воспоминания точнее, нежели участники эксперимента с цельным сознанием.

У пациентов с амнезией, напротив, было меньше и истинных, и ложных воспоминаний. Взрослые аутисты реже, нежели испытуемые в контрольной группе, делали общие выводы из слов, представленных в списке для запоминания. Они сохранили воспоминания о конкретных словах, но не сохранили их семантическую суть, а именно она и заставляла взрослых с нормальным сознанием ошибочно принимать новые, но сходные по смыслу слова за уже знакомые и представленные в списке. Система памяти, не подверженная ложному узнаванию, основанному на запоминании сути слов, способна избавить нас от случайного неверного соотнесения, но тогда мы рискуем стать подобием Рэймонда из «Человека дождя» и пасть под гнетом бессмысленных тривиальных фактов, не осознавая правил и принципов, диктуемых миром, – тех самых, которые наша память обычно нам же на благо и использует. Ложное узнавание – часть нашей платы за выгоды обобщения.

Грех предвзятости тоже отчасти можно объяснить важными преимуществами наших когнитивных систем. Стереотипные представления часто ведут к тому, что мы необоснованно оцениваем отдельных людей на основе нашего прошлого опыта взаимодействия с группами. Это мы увидели в шестой главе. Да, стереотипы могут иметь такие нежелательные последствия, но благодаря им наша познавательная жизнь становится более управляемой, поскольку они содействуют обобщениям, в среднем уместно точным. Социальный психолог Гордон Олпорт отметил этот факт еще в 1950-х гг. Он охарактеризовал стереотипы как следствие обычных процессов восприятия и памяти, «нормальную и естественную склонность [человека] формировать обобщения, концепции, категории, в сути которых – чрезмерное упрощение мира его впечатлений». Стереотипные представления – наша очередная плата за процессы памяти, благодаря которым мы обобщаем весь наш прошлый опыт[364].

Мы видели и то, что предвзятость часто приводит к воспоминаниям, изображающим нас самих в слишком привлекательном свете. Эгоцентрические предубеждения заставляют нас «помнить», будто мы учились лучше, чем на самом деле, или преувеличивать в памяти наш вклад в работу или домашние дела. Предубежденность в постоянстве и предубежденность в переменах могут оправдать то, что мы продолжаем некие отношения, а благодаря чувству «я так и знал!» мы в собственных воспоминаниях добавляем себе мудрости и опыта. На первый взгляд эти предубеждения могут ослабить нашу связь с реальностью и представляют собой тревожную, даже опасную склонность. В конце концов, хорошее психическое здоровье обычно связано с точным восприятием мира, а психические расстройства и безумие – с искаженным. Но, как утверждает в своей работе, посвященной «позитивным иллюзиям», социальный психолог Шелли Тейлор, чрезмерно оптимистичная самооценка, по-видимому, способствует психическому здоровью, а не подрывает его[365]. Если люди очень восприимчивы к позитивным иллюзиям, это вовсе не значит, будто из них никудышные работники – напротив, они обычно преуспевают во многих аспектах жизни. А вот при депрессии люди испытывают недостаток в позитивных иллюзиях – в отличие от тех, кто ею не страдает. «Радужная» память о прошлом, вызвав чрезмерно оптимистичный взгляд на будущее, может подтолкнуть нас к решению новых проблем, тогда как более точное или негативное воспоминание, возможно, заставит опустить руки. Конечно, все хорошо в меру: заметно искаженные оптимистические предубеждения в конечном счете обернутся бедой. Но, как указывает Тейлор, обычно позитивные иллюзии слабы, и они вносят важный вклад в наше благополучие. Так что искажение памяти можно считать адаптивным компонентом когнитивной системы – в той мере, в которой оно содействует нашему счастью.

Истоки семи грехов памяти

До сих пор я использовал слово адаптивный в довольно широком контексте. Но, чтобы рассказать о вероятных истоках семи грехов, мне нужно уточнить, что я имею в виду, когда говорю, что особенность памяти адаптивна. Психологи вкладывают в термин адаптация как минимум два значения[366]. Одно, специфическое и формальное, происходит из теории эволюции. Адаптация в этом смысле – это особенность вида, возникшая в ходе естественного отбора, поскольку в определенных условиях повышала приспособленность особей к произведению потомства. Дарвин считал естественный отбор единственным механизмом эволюции, и рациональное объяснение того, почему только он отвечает за ту или иную форму адаптаций, опиралось на три фундаментальных наблюдения. Во-первых, Дарвин заметил, что только часть каждого поколения дает потомство. Во-вторых, дети не идентичны родителям – некоторые выше, быстрее или сильнее других. Подобные вариации, которые можно передать последующим поколениям, считаются наследственными. В-третьих, Дарвин утверждал: некоторые аспекты наследственных изменений увеличивают вероятность того, что их носители выживут и размножатся. Особенности организма, возникающие в результате естественного отбора, – это и есть адаптации.

Тем не менее психологи часто используют термин «адаптация» более свободно – это обиходное выражение, оно относится к признаку организма, в целом полезному независимо от того, возник ли он под воздействием естественного отбора в ходе эволюции или появился по другой причине. В той же сфере памяти как пример широкого понимания адаптивной функции можно привести умение запоминать телефонные номера и компьютерные навыки. Мы порой хорошо помним номера, по которым часто звоним, и в этом смысле можно считать, что память приспособилась к задаче. Но телефоны – изобретение столь недавнее, что эта способность не могла возникнуть в ходе эволюции как адаптация, проведенная путем естественного отбора. То же касается и способностей, необходимых для того, чтобы освоить владение компьютером или разобраться с любой другой технологической новинкой. Наши системы памяти позволяют нам выполнять эти задачи, но память не могла возникнуть как адаптация, призванная помочь нам справиться с современными технологиями.