Десятое Правило Волшебника, или Призрак - Терри Гудкайнд

– Это что, тоже пророчество, Шота? – Ричард был слишком печален, чтобы повышать голос. – Нечто, полученное из наблюдения событий в потоке времени?

Она покачала головой.

– Просто совет ведьмы. – Она направилась к загону, чтобы забрать лошадь. – Слишком много поставлено на карту, Ричард. Тебе следует прекратить охоту за призраком.

Когда Ричард вернулся внутрь, все стояли вокруг Джебры, сочувственно обсуждая суровые испытания, выпавшие на ее долю.

Зедд неожиданно прервался на середине фразы, когда Ричард присоединился к ним.

– Это несколько странно. Ты не находишь, мой мальчик?

Ричард оглядел недоумевающие выражения лиц окружающих.

– Что странно?

Зедд развел руками.

– Что где-то посреди рассказа Джебры Шота просто поднялась и исчезла.

– Исчезла? – осторожно повторил Ричард.

Никки согласно кивнула.

– Мы думали, что она задержится здесь и скажет еще что-то, после того как Джебра закончит свой рассказ.

– Может быть, она торопилась на поиски кого-то, кого будет пугать или шантажировать? – заметила Кара.

Энн вздохнула и добавила:

– Может быть, она решила отправиться по следам той, другой ведьмы.

– Может быть, будучи ведьмой, она предпочитает обходиться без прощаний, – предположил Натан.

Ричард промолчал. Он помнил, что Шота поступала так и раньше, например, когда появилась на свадьбе, его и Кэлен, и подарила Кэлен ожерелье. Никто даже и не заметил, как она беседовала с Ричардом и Кэлен. И никто не заметил, как она ушла.

Все вернулись к прерванной беседе, кроме его деда. Зедд выглядел отчужденным и встревоженным.

– В чем дело? – спросил Ричард.

Зедд покачал головой, обнял Ричарда руками за плечи, наклонился ближе к нему и заговорил:

– Моя голова по какой-то причине полна мыслями о твоей матери.

– Моей матери?

Зедд кивнул.

– Я действительно скучаю по ней.

– Я тоже, – сказал Ричард. – Мы с тобой никогда об этом не говорили, но я тоже скучаю по ней.

Зедд смотрел вдаль.

– Часть меня умерла вместе с ней в этот день.

Ричарду потребовалась минута, чтобы справиться с голосом.

– Ты что-нибудь знаешь о том, почему она вернулась в горящий дом? Не думаешь, что там могло оставаться что-то важное? Может, там был кто-то, о ком мы не знаем?

Зедд упорно покачал головой.

– Совершенно уверен, что для этого должна быть какая-то очень важная причина, но я сам разгребал тот пепел. – Глаза его наполнились слезами. – Там были только ее кости, больше ничьи.

Ричард глянул в сторону двери и увидел очертания Шоты, сидевшей верхом на лошади и уже начавшей двигаться по дороге, ведущей вниз, даже не обернувшись.

Рэчел нерешительно замерла в глубине темной пещеры. Видеть что-либо становилось все труднее. Хотя при этом хотелось, чтобы она не смогла разобрать, что изображено на стенах, но беда в том, что это-то как раз она видеть могла.

Идя по этой пещере, она старалась не приглядываться к странным картинам, покрывавшим каменные стены. Некоторые из них вызывали оторопь. Она не могла даже вообразить, почему кому-то захотелось нарисовать столь ужасные и жестокие сцены, но, несомненно, могла понять, почему их поместили в глубине пещеры и почему кому-то хотелось скрыть столь темные мысли от света дня.

Этот человек неожиданно толкнул ее. Рэчел споткнулась и упала лицом вниз. Она с трудом вдохнула, хватая ртом воздух, восстанавливая дыхание после внезапного падения. Приподнимаясь на руках, сплюнула грязь. И была слишком зла, чтобы плакать.

Бросив через плечо короткий взгляд назад, она увидела, что вместо того чтобы следить за ней, он своими беспокойными золотистыми глазами пристально вглядывается вперед, в темноту, как будто его мысли блуждают где-то далеко-далеко и он попросту забыл о ней. Рэчел оглянулась в сторону света, задумываясь, не дать ли стрекача? Она прикинула, что может притвориться, будто отклоняется к одной стороне пещеры, а затем обманным движением броситься в другую. Это, наверное, удастся. Но он крупнее, чем она, и, без сомнения, способен бежать быстрее, даже если бы ее ноги и не заплетались от усталости. Если бы он не отобрал у нее все ножи… И все же, ей казалось, что если хватит проворства, то, пожалуй, можно и попробовать.

Но прежде чем ей удалось использовать такой шанс, этот человек снова обратил внимание на нее. Он ухватил ее за воротник и поставил на ноги, а затем подтолкнул вперед, в черную утробу пещеры. Рэчел с трудом успевала отыскивать точки опоры для ног среди выступающих камней и перепрыгивать трещины. Заметив какое-то движение впереди, она остановилась.

– Ну-ну… – раздался из темноты впереди тонкий, режущий слух голос. – Посетители.

Последнее слово было растянуто так, что звучало как шипение змеи.

Рэчел ощутила, как по коже пробежал мороз, пока она вглядывалась округлившимися глазами в темноту, заранее перепуганная владельцем столь ужасного голоса.

Из этой темноты, словно из самой преисподней, материализовалась тень и скользнула вперед, к тусклому свету.

Впрочем, Рэчел сразу осознала, что тени не улыбаются. Это была высокая женщина в длинной черной одежде. Длинные жесткие волосы тоже были черными. И, по контрасту, коже ее была такой бледной, что создавалось впечатление, будто лицо плавает в этой темноте само по себе. Она напомнила Рэчел кожу саламандры-альбиноса, которая днем прячется в лесу под листьями на земле и никогда не выходит на солнечный свет. Вся она, от грубой черной ткани одежды до иссушенной кожи, туго обтягивающей суставы пальцев, и жестких волос напоминала высушенный на солнце скелет.

На ее лице застыло некое подобие улыбки, которая, в представлении Рэчел, скорее подходила волку, перед которым неожиданно появился обед.

Хотя ее глаза и были голубыми, но голубизны такой же выбеленной, как и кожа, из-за чего казалось, что она могла быть слепой. Но по тому, как эти глаза внимательно и осторожно осмотрели ее, не оставалось никаких сомнений, что перед ней женщина, которая не только прекрасно видит все на свету, но, вероятно, с таким же успехом и в кромешной тьме.

– Дорого обошлась, – сказал мужчина позади Рэчел. – Эта маленькая дрянь ранила меня ножом в ногу.

Рэчел бросила взгляд назад, через плечо. Она не знала имени мужчины. Он так и не потрудился сообщить ей, как его зовут. С самого момента похищения говорил он очень мало, фактически вел себя так, будто она была не кем-то, а чем-то – неодушевленным предметом, который он просто подобрал для коллекции. То, как он обращался с ней, вынуждало ее чувствовать, что она не более чем мешок с зерном, переброшенный сзади его седла. Но сейчас, в этот самый момент, горе, страх, жажда и голод, не отпускавшие ее в течение долгого путешествия, уступили место гневу, затаившись в глубине сознания.