Девичьи игрушки - Владимир Лещенко

Необычным было то, что за базарчиком раскинулся не столь большой, хотя и не маленький палаточный лагерь – видать, тех самых эзотериков.

– Ну что ж, – бодро сказала сама себе девушка. – Начнем изучение загадок и тайн места сего!

Мельком обследовав лагерь и убедившись, что в самом деле тут хватает всякого народу, и базарчик, где в глаза бросались люди в черных подрясниках, торговавшие свечами, медом и иконками, Варя направилась в ельник у озера, из светлого дня попав в угрюмоватый сумрак.

Побродив, решила передохнуть и уселась на хвойный ковер, подложив куртку. Еловые лапы напрочь скрыли ее плотным зеленым пологом.

Отсюда было видно людей, идущих вдоль берега озера с поклонами и вскидыванием рук.

Да, «ритуал» действительно имел место.

Вот показалась очередная процессия: две женщины впереди, а за ними двое мужчин. Один мужчина одет в рыжую хламиду, как у кришнаита. Они шли гуськом, бормоча какие-то молитвы или мантры.

Поравнявшись с девушкой, мужик в хламиде прервал молитву и бросил:

– Чую чужих…

И продолжил монотонно брести и бормотать.

Варе сразу стало неуютно. Что она тут, собственно, хочет найти?

Ну сунется она в монастырь, ну, даже пустят ее иноки – так ведь выгонят сразу, когда она заикнется о Баркове, – с точки зрения святых отцов, похабнике, воспевшем языческих богов.

Вернувшись, поспрашивала у людей про подземную часовню, но никто толком ничего не объяснил.

Не без труда нашла…

Старый раскоп, перегороженный потемневшей от непогод жердиной на рогульках, на склоне поросшего осиной холмика.

Видать, и в самом деле часовня была изначально подземной. Из прохода пахнуло гниловатой сыростью.

Лезть туда расхотелось. Да к тому же Варвара не озаботилась купить фонарик.

Вечерело.

Мысль переночевать где-то здесь у девушки вызывала все меньше энтузиазма. Пожалуй, надо вернуться в город, там, в скромном гостиничном номере, все обдумать, купить фонарь и где-нибудь послезавтра вновь появиться тут. Неплохо также выяснить, не осталось ли после этого самого Корнеева каких-нибудь записей? Или, может, она сделала ошибку, что не рассказала Анне Серафимовне все с самого начала?

Так, строя планы, девушка вернулась к дороге, некстати вспомнив, что последний автобус будет в девять часов и ждать его долгонько.

Покосившись на толпу у древней остановки и прикинув наличность, Варвара решила поймать попутную машину.

Ясное дело, если проезжать будет черный джип с мордоворотами и хрипящим из открытых окон шансоном, тормозить его она не будет. А вот выскочивший из-за поворота черный «Москвич-412» с немолодым усатым водителем – в самый раз.

– До В-ды не подбросите? – осведомилась девушка, когда машина притормозила рядом, повинуясь поднятой руке. – Я заплачу.

– Нам по дороге, – лишь бросил водитель, указывая на заднее сиденье.

Они тронулись, и буквально через минуту плавные покачивания машины начали навевать на Варвару сладкую полудрему.

Через пару часов она будет в номере, отоспится, поест. Можно сходить даже в ночное кафе, деньги вроде есть – глядишь, водитель много не заломит.

Стоп, он же не назвал цену!

Озерская подняла глаза, да так и обмерла. Сонливость сняло, как по мановению волшебной палочки.

В зеркале заднего вида она разглядела лицо водителя.

Напряженное, самодовольное, излучающее прямо-таки хорьковую злобу – злобу хищника, готового сомкнуть клыки на горлышке беззащитной, ничего не подозревающей пташки.

В глаза Варе бросился рубец на затылке шофера. Такой же был у Вадима на бедре: след ножевого удара.

– Шеф, – подавляя страх, молвила девушка, – поверни назад: я сумку забыла.

– Ни-че-го, – тот усмехнулся, пошевелив усами. – Завтра за ней вернешься…

– Поворачивай, козел! – выкрикнула Варвара, но голос предательски сорвался от подступившего к горлу страха.

Машина резко тормознула.

– А за козла я тебе… – заорал водитель, поворачиваясь.

Девушка, не обращая внимания, попыталась выскочить вон.

– Сидеть, сука… – негромко приказал мужчина.

В руках его появился небольшой черный пистолет.

«Ваша задача сломать сценарий нападения или опередить противника. Еще лучше сделать и то и другое…» – отчетливо вспомнила Варя уроки своего тренера Бориса Олеговича.

Теперь, похоже, его ученице предстояло претворять наставления сэнсэя в жизнь.

Она как бы в ужасе закрыла лицо руками, и ремень сумки соскользнул вниз.

– Сиди, – повторил бандит. – Доедем, куда надо… Сиди!

– Сам сиди, гад! – выкрикнула Варвара, швыряя в лицо незнакомца сумочку.

И почти одновременно хлестнула его левой ладонью по глазам, правой рукой изо всех сил рванув ручку двери.

Миниатюрный, выглядевший игрушечным черный пистолет сухо щелкнул, плюнув огнем, но Озерская уже летела в кювет, привычно сгруппировавшись – как на тренировке. Визг и мат за спиной, хлещущие по лицу ветви, пружинящая старая листва и хвоя под ногами, бешеный бег по лесу напрямик…

Сердце готово было выскочить из груди, а сама Варя – рухнуть без сил наземь, когда лес остался позади, а перед ее взором, сквозь красноватую дымку, предстала окраина деревни и тропинка с идущими навстречу тремя девочками младшего школьного возраста…

При виде ее все трое уставились на невесть откуда появившуюся тетю, а потом дружно завизжали.

Варя машинально оглядела себя.

Весь левый рукав куртки от плеча до манжеты пропитался чем-то темно-красным. Капли оттенка клюквенного сока падали в дорожную пыль.

Окружающий мир бешено завертелся перед глазами, а потом исчез во мраке.

В-да, зима 1758 г.

Хотя владыка Варсонофий и благословил его на этот поход, все равно было как-то не по себе. Тем более что ни преосвященный, ни его верная стража, ни сном, ни духом не ведали в точности, что это за девица такая Р…на, в честь именин которой устраивался прием.

Сам поручик Р…н объявился здесь чуть больше года назад. Вроде как вышел в отставку по ранению, накопил чуток деньжат за время службы, да и решил осесть в тихом и спокойном городишке, прискучив столичною суетою. Купил по случаю дом на набережной и зажил тихо и смирно, не особенно привлекая к себе внимание городских властей. Духовными же был отмечен как человек, пренебрегающий своими обязанностями православного христианина. В церковь не ходил, никогда не исповедовался и не причащался. Ну в том ему один Бог судия.