Пепел и пламя - Кира Лихт

На первой странице аккуратным почерком было выведено: «Дневник Розмари Силии Давенпорт».

Внизу хлопнула дверь – мама с папой вернулись. В ту же секунду я вскочила и опрокинула стул, узнав имя из дневника. Эванджелина взлетела, опустилась на ноутбук и возмущенно посмотрела на меня.

– Быть этого не может, – сказала я вслух. – Никак не может. Откуда, черт возьми, у старушек из французской столовой дневник моей прабабушки?! Я схожу с ума, – простонала я и посмотрела на Эванджелину. – Прости, дорогая, но тебе придется поискать себе другого хозяина. Все это нереально. Видимо, я сошла с ума.

Эванджелина взмахнула крылышками, словно говоря: «Конечно, реально. Посмотри на меня, последнюю представительницу давно исчезнувшего вида. Мне больше трех тысяч лет, а я вполне бодра. Просто твоя реальность не такая, как у большинства других людей. Тебе лучше смириться с тем, что таков твой мир».

Я тяжко вздохнула. Не сомневаюсь: если бы Эванджелина могла говорить, то именно это и сказала бы. Моя реальность не такая, как у большинства других людей. Со мной постоянно случаются непостижимые события, я то и дело натыкаюсь на мифологические головоломки. Даже передохнуть некогда. Теперь происходящее стало еще абсурднее. Прабабушка так подробно описала старушек из столовой, что ошибиться невозможно. Значит, будем исходить из того, что это они подарили ей часы – те самые часы, которые достались мне по наследству. Получается, старушки подарили прабабушке часы, чтобы через много-много лет я нашла в них кольцо. Скорее всего, они – тоже богини, а значит, бессмертны. На ум снова пришли их странные глаза. Я вытащила телефон и вбила в гугле «три богини с одним глазом». В поиске вышла статья о «Грайях» – дочерях позабытого морского божества и морского чудовища. У них один глаз на троих. Они не наделены особой властью и могущественными не считаются. Я недоверчиво покачала головой. Зачем этим богиням понадобилось, чтобы я нашла прабабушкин дневник и спрятанное кольцо?

– Дорогая? – прокричал папа с лестницы. – Мы дома! Спустись на минуточку.

Я собиралась крикнуть в ответ, что у меня нет времени, но потом передумала. Жестом попросила Эванджелину посидеть тихо и попыталась снять с пальца кольцо. Но куда там. Кольцо не сдвинулось ни на миллиметр, а, напротив, казалось, еще сильнее впилось в кожу. Теперь я чувствовала боль, когда тянула кольцо с пальца. Оно льнуло ко мне, как будто от этого зависела судьба мира.

Папа позвал снова, и я оставила попытки избавиться от кольца. Вместо этого схватила дневник и сбежала вниз по лестнице.

Мама с папой сидели за столом на кухне, между ними стояла тарелка со свежим сливочным пирогом.

– Привет, моя дорогая, – сказала мама. – Посиди с нами, съешь кусочек.

Я не хотела тратить время на споры, поэтому достала из шкафчика тарелку и села между родителями. Мама пододвинула мне десертную вилочку, а папа тем временем отрезал кусочек пирога.

– Что это у тебя? – поинтересовался папа.

– Какое интересное колечко, – одновременно с ним сказала мама. Взяла мою руку и поднесла к свету. – Господи боже. Оно что, золотое?

К этому вопросу я была готова.

– Нет, простая побрякушка.

– Даже не верится, – сказала мама, поворачивая мою руку то так, то эдак. – Посмотри, как сверкает, – повернулась она к папе. – Чего в наши дни только не делают.

– Да, выглядит симпатичненько, – сказал папа, взглянув на кольцо без особого интереса, и постучал пальцем по дневнику. – А это что у тебя?

– Похоже, это дневник Розмари.

– Какой еще Розмари? – спросила мама.

А вот папа сразу же оживился.

– Ты имеешь в виду мою бабушку? Розмари Давенпорт?

Я кивнула.

– Да. Думаю, это ее дневник. Ты, случайно, не знаешь, была ли она полевой медсестрой во время Второй мировой?

Папа кивнул.

– Да. Она была медсестрой и после войны. Изучала медицину, даже работала в какой-то английской больнице, пока они с мужем не эмигрировали в Америку. После брака Розмари взяла фамилию прадедушки – Маккензи. Мой отец родился уже в Вашингтоне.

– Значит, я – первая девочка в роду после того, как Розмари вышла замуж?

– Какой странный вопрос, – хихикнула мама. – Ты что, увлеклась оккультизмом?

Папа оставался серьезным.

– Да, так и есть. Я у родителей единственный ребенок, а у бабушки с дедушкой – Розмари и Кларка – не было других детей, кроме моего отца.

Мама театрально вздохнула:

– О боже, мы снова возвращаемся к истории о часах? – Она повернулась ко мне и сказала: – В семье твоего отца питали склонность к театральщине. И это притом, что они англичане! Подумать только…

– Ну спасибо, дорогая, – поморщился папа.

– Так это правда? Розмари написала в завещании, что часы должны перейти к следующей рожденной в семье дочке?

Мама снова вздохнула.

– Говорю же: склонность к театральщине. Мне не разрешали даже прикасаться к этим часам. Твой отец сторожил их как цепной пес.

– К последней воле следует относиться со всем уважением, – невозмутимо отозвался папа. – Мы хранили эти часы в надежном месте и отдали их Ливии, когда та подросла. Как Розмари и хотела. И, если память меня не подводит… – папа посмотрел на маму, – тебе, моя дорогая, достался бриллиантовый браслет, который дедушка подарил Розмари на двадцатую годовщину свадьбы. Он куда более ценный.

– Конечно, – отмахнулась мама. – Думаешь, я забыла? Просто меня не устает поражать эта история с часами. Некоторые люди придают таким вещах слишком большое значение.

Тут я решила вступиться за свою прабабушку:

– Мне не довелось встретиться с Розмари, но я каждый день благодарю ее за эти часы.

Я сунула в рот огромный кусок пирога, чтобы не высказать все, что думаю о маминых словах.

Мама, оказавшаяся в явном меньшинстве, соскользнула со стула и направилась к кофемашине.

– И снова они на одной стороне! Пожмите друг другу руки. Вы с отцом явно сделаны из одного теста. Я просто проходила мимо.

Папа улыбнулся у нее за спиной, покачал головой и придвинул к себе дневник.

– Где ты его нашла?

– Перед переездом в Париж я копалась в хранящихся на чердаке коробках.

Это объяснение я состряпала на скорую руку. Впрочем, я действительно копалась в коробках на чердаке. В одной и правда нашлись семейные реликвии от прабабушки и прадедушки. Мне оставалось лишь дать волю своему воображению, чтобы объяснить находку дневника. Меньше всего мне хотелось рассказывать родителям о Грайах.

– В парочке коробок лежали семейные ценности. Дневник был спрятан в старом пальто. В подкладке. Я нашла его случайно.

– Вот это да, – отозвался папа, внимательно пролистывая дневник. – Жаль, что почти ничего нельзя разобрать. Но это точно почерк Розмари. Может, нам отреставрировать дневник? Тогда вы могли бы прочитать об этом больше.