Варяжский круг - Сергей Михайлович Зайцев

Халликан обогнул с севера Малую Азию, миновал Синоп и Трапезунт и в русской Тмутаракани с успехом продал часть своих товаров – краски, благовония, масла, вина и немного оружия. Потом поклонился му'аллим местным купцам и выведал у них дальнейший путь и после этого легко отыскал устье Дона. Течение реки оказалось быстрое, однако при хорошем ветре, помогая веслами, с ним можно было справиться. Шли довольно ходко. Временами Халликан высаживал на берег часть команды и углублялся в степь. Ему хотелось посмотреть, как живут в этих местах люди. Но до самого Саркела ему не встретилось постоянное жилье – только следы кочевий. И Халликан подумал, что люди, населяющие здешнюю степь, во многом схожи с арабами-бедуинами. Это сравнение надолго заняло мысли му'аллима.

В Саркеле, действительно, были дешевые рабы. И после того, как Халликан продал весь привезенный товар, он одарил торговцев особыми подарками, опоил их на карабе лучшим вином, и те еще уступили в цене. Му'аллим взял полный трюм рабов и мог бы взять еще больше, но у него уже не хватало места. Тогда Халликан дал торговцам задаток и пожелал, чтобы к следующему лету они придержали для него самых крепких и здоровых рабов. Торговцы, довольные щедростью гостя, обещали ему свою дружбу и самый лучший товар. Они сказали, что продали ему тюрок, но к следующему году поберегут для богатого господина много-много русских деток. Очень выгодный товар! Детки занимают мало места, а цена на них высока, потому что всегда есть спрос. Халликан, в свою очередь, обещал привезти в Саркел те товары, какие пожелали местные купцы: оружие, стекло, драгоценные камни, тонкие византийские ткани, вино. Так, поручившись друг другу в верности, они расстались.

На обратном пути, уже недалеко от устья, караб Халликана нагнал челн – из тех, какие именуются византийцами моноксилами, что значит однодеревки, или выдолбленные из одного дерева. В том челне были два человека, совсем не похожие на тюрок. По внешности и разговору арабы узнали в них русов, каких много видели в Константинополе и в Фессалонике, и на морях. Му'аллим, указывая своим людям на утлый челн, сказал: «Смотрите! Только очень отчаянные люди осмелятся пересечь Понт на этом суденышке!» И арабы собрались по правому борту и выразили криками свое одобрение русам. Раньше арабы видели сотни таких моноксилов на русском берегу Золотого Рога.

Люди из челна спросили: «Куда направляется судно этого господина?» И кивнули на одного из арабов, одетого наряднее других. Тогда все, кто был на судне, подняли того араба на смех и смутили его. Затем они показали на человека, истинного господина, который в этот жаркий день был почти наг. И сказали арабы почтительно: «Му'аллим». На нарядного араба тоже показали и назвали его «навват»[25]. Тогда русы повторили вопрос. И Халликан ответил им, что груженный товаром караб идет на Константинополь, а потом в Иерусалим. Русы спросили, зайдет ли судно в Олешье. Но му'аллим не знал, заходить ему туда или нет. И сказал, что зайдет, если это сулит ему выгоду. Тогда русы постарались заверить Халликана, что остановка в Олешье выгодна всякому судну, и попросились на борт, и в качестве платы предложили Халликану красивый меч франкской работы. Это был очень добротный меч и стоил дорого. Халликан не мог отказаться от него, поэтому принял предложение русов.

Малое море с греческим названием Меотида прошли спокойно при попутном ветре. Но едва миновали пролив и оставили по левую руку Тмутаракань, как Понт-море неожиданно взволновалось и черная буря понесла караб на запад. Огромные валы, поднимающие и бросающие судно, и холодный ветер, свистящий в снастях, и быстро сгустившийся мрак – все это было так ужасно, что даже испытанные годами плаваний люди Халликана стали подумывать, не кара ли это небесная ниспослана на них за вероотступничество их господина. Рабы-тюрки, впервые попавшие на море, поначалу были ни живы ни мертвы, а потом, охваченные паникой, принялись метаться по трюму, бить изнутри по доскам палубы и молить о помощи. Верно, в трюме появилась вода. Но откуда было знать степным жителям-тюркам, что вода в трюме – обычное для бури явление!.. Ночью издалека видели огни Сугдеи, однако подойти ближе, чтобы спрятаться в бухте, побоялись, так как ни сам му'аллим, ни кто либо из его навватов не знали здешнего дна и берега.

Только обойдя южный мыс, арабы сумели укрыться от бури. И скоро вошли в Херсонес и стояли там три дня и три ночи – пережидали, пока Понт-море не успокоится.

За это время встретили в Херсонесе нескольких знакомых венецианцев, которые посоветовали Халликану: «Торопись, брат Бартоломео! Русы большим караваном уже вышли на Понт. Что будет стоить твой товар, Бартоломео, если русы вперед тебя придут в Константинополь и в Иерусалим?» Это была правда – если бы русы привезли на рынки своих рабов прежде, чем Халликан, то тюрки Халликана стоили бы в Константинополе лишь чуть-чуть дороже, нежели в Саркеле, а в Иерусалиме еще чуть-чуть дороже, и весь нелегкий поход оказался бы убыточным. Поэтому пока караван русов двигался вдоль берегов, пока он терял время, приторговывая потихоньку в Констанции, Варне, Месемврии, му'аллим Халликан нашел возможность легко обогнать его. Едва стихла буря, он вышел в открытое море и взял направление прямо на Константинополь. И удача сопутствовала ему: было легкое волнение и уверенный попутный ветер.

С гостями-русами Халликан поступил просто. Он подождал, пока не скроется позади Херсонес, потом призвал к себе этих русов, которые ни о чем не подозревали, и сказал им: «Сакалиба!»… Несколько крепких навватов тут же накинулись на русов и заковали их в железа, и столкнули в темный трюм к рабам-тюркам. Покончив с этим делом, му'аллим сказал своим людям: «В Иерусалиме за каждого такого раба много даст латинянин. Да поможет нам Всевышний!» – «Слава Мухаммаду! – сказали преданные навваты. – Пусть не станет это море могилой разумному».

Очутившись в трюме, Берест и Эйрик некоторое время стояли и не могли ступить шагу, потому что вокруг них сплошь сидели люди и не было сверху ни проблеска света. Но люди потеснились. Игрец с Эйриком сели, где стояли, и долгое время были неподвижны, оглушенные неожиданным обманом, потрясенные резкой переменой своего положения, своей дальнейшей судьбы. Слово «сакалиба» – «раб!» все еще звучало внутри них. Это слово они слышали в Киеве от Олава, это имя носил в Кордове тиун Ярослав. Теперь оно настигло их. И некуда было от него бежать. Черный трюм пропах этим словом, в этом слове был мрак, застилающий глаза, и удушье кто-нибудь произносил «Сакалиба!» – и плач, и проклятия доносились в ответ. «Сакалиба!» – и скрипело железо на руках. «Сакалиба!» – значит, хотелось есть и пить, хотелось бежать от кусающих блох, хотелось пожаловаться Богу или хотя бы тому, кто сильнее. Но под этим словом все были слабы.

Из плена – в плен, из рабства – в рабство. Видно, если уж отворачивается от человека счастье, то отворачивается надолго. Счастье пролетает мимо оторванным лепестком, несчастья же – липкой грязью пристают к телу, и ноги вязнут в этой грязи и скользят. И не всякий человек сумеет не поскользнуться, пройти достойно дорогу несчастий.

Перед надвигающимся новым рабством прежнее рабство уже не казалось Бересту и Эйрику тяжелым и невыносимым. Теперь они думали, что вовсе не беда та беда, которой можно избежать, они думали, что сабля, которая звенит где-то позади, уже и не сабля. Они ошибались. Беда обошла их, сабля приняла непривычную кривизну и прозвенела на другом языке – сакалиба, сакалиба!.. Но это была та же сабля. В новом обличье, как будто неведомая, беда казалась страшнее…