Маг и его кошка - Алина Лис

Если насчет босых ножек или странной забывчивости в приглашении еще можно было поспорить, то здесь точно никаких иных вариантов — демонстрация и намек сразу.

На этот раз княгиню ждет разочарование. Я не стану играть в ее игры. Не хочу.

Собирался назло ей потерпеть поражение в турнире, но увлекся состязанием. В финальной битве пришлось попотеть. Противники помнили о моей репутации и двинули снежных воинов с разных сторон, рассчитывая сломить мою армию, чтобы потом выяснить меж собой, кому достанется корона чемпиона. Не вышло! Я вырастил ледяного голема с палицей вместо руки — фокус, недоступный для любого из здесь присутствующих, кроме Исы.

От поступи гиганта дрожал лед, а воины противника разлетались под ударами булавы — правилами запрещалось собирать их повторно после «смерти». Бойцы стояли до конца, даже когда исход боя был предрешен, ни один не дрогнул. Одно слово — фэйри. Как будто оттого, насколько красиво и пафосно умрет каждый снежный фантом, что-то зависит. Будь я на их месте, непременно оживил бы действие парочкой комичных дезертиров.

Под восторженные крики придворных Иса надела на меня корону чемпиона и одарила улыбкой, двусмысленной, как большинство ее высказываний.

— Не думала, что вы способны вдохнуть жизнь в лед.

— Неспособен. У меня нет вашей власти над холодом. Велите расколоть великана, и вы увидите, что лед — лишь оболочка. Внутри вода.

— Ловко придумано, корона по праву ваша, — и полушепотом: — Я желаю послушать о ваших странствиях.

Что же, этого разговора все равно не избежать. Мне нужно ее разрешение, если я собираюсь охотиться на культистов в Рондомионе. И, скорее всего, потребуется ее помощь.

— Конечно, ваше высочество. Когда?

— Сегодня вечером. И не забудьте — завтра бал в честь победителя турнира.

Под ревнивым взглядом юнца я снова поклонился и отошел принимать поздравления. Меня здесь помнили. И думали, что знают, зачем я вернулся. Каждое поздравление было не случайным, каждое приглашение таило в себе намек на возможный альянс. Любой из присутствующих здесь фэйри прикидывал, как приспособить мое возвращение к собственной выгоде. Готов поспорить на что угодно, Иса прекрасно знала, что делала, когда приглашала меня на ужин. Княгиня помнит: окружению нужно время от времени устраивать встряску. Чтобы не скучали.

Ну как можно ею не восхищаться? Такая умница!

* * *

Напиток в бокале был терпок до горечи.

— Это не вино.

— Это рябиновая настойка, Элвин. Тебе ли не знать, что в Дал Риаде не растет виноград.

— Двенадцать лет назад он тоже не рос. Тогда это никому не мешало.

Она провела пальцем по краю кубка.

— Этим ты отличаешься от всех нас.

— Чем?

— Годы, Элвин. Ты считаешь их. Я — Иса Рондомионская. Что мне годы? Сегодня в моде скорбь и томность, как было уже не раз, и мы пьем рябиновую настойку, вспоминая тех, кто ушел. Завтра признание получит страсть, и я велю Тидди закупать вино для дворцовых подвалов.

— Ну, глобально нет большой разницы, чем надираться. Хоть скверным пивом, как плебеи. Вот только Фергус отчего-то всегда сначала выпивает лучшее.

Она нахмурилась:

— Я не об этом. Ты живешь быстро. Так, словно впереди жалкие несколько лет. Это человеческая кровь, ее не победить.

Как она любит двусмысленности. Сиди и гадай, что имела в виду. Что двенадцать лет для нее ничего не значат и она по-прежнему ждет извинений? Или что-то иное?

— И пытаться не собираюсь. Меня всегда забавляли учения, предлагающие кому-то извратить свою природу, — язвительно отозвался я. — Например, занятные человеческие представления о ценности воздержания.

— Ты сегодня циничен.

— Я всегда циничен.

— Сегодня — особенно.

— Исключительно от счастья, что снова вижу княгиню.

Все было слишком неофициально, и мне это заранее не нравилось. Проклятье, кто приглашает для дружеской беседы выпить вина в спальне? Хорошо, не вина — рябиновой настойки. Не суть.

Она сделала перестановку. Теперь везде были зеркала, множество зеркал. Одно прямо над гигантским ложем — на такой постели могла бы разместиться половина Братства. Резные столбики, полог убран, вызывающая белизна простыней.

Слишком толстый намек на ожидаемое завершение вечера.

И эта грискова тряпка на фэйри слишком уж обтягивала ее тело. Кажется, без одежды она и то смотрелась бы менее голой. Готов поставить всю свою коллекцию артефактов против грязного носового платка, что под тонкой тканью не было ничего.

Мне приходилось прилагать усилия, чтобы смотреть ей в глаза, а не ниже. Туда, где в вырезе декольте призывно покачивался шарик голубого топаза на серебряной цепочке.

Забавно, как быстро ее намеки перешли с «Ты мне не слишком-то интересен» и «Завоюй меня» до «Давай начнем сначала».

Нет, спасибо, уже наигрался. Что я ей — мальчик вроде того юнца у трона?

— Как поживает Стормур?

Иса нахмурилась:

— Отец сделал его своим регентом.

— Надо полагать, это означает, что братец-буря навсегда перебрался в Хансинор? Какая утрата, однако! Я буду скучать по его сиятельной физиономии. Никто другой не умеет так забавно пучить глаза.

— Не надо! — в ее голосе захрустел лед. — Элвин, ты рискуешь все испортить.

— Обожаю рисковать и все портить. В последнем мне вообще нет равных.

— Еще слово о моем брате, и я тебя выставлю.

— Просто ради интереса: «выставлю» означает «выставлю из дворца»?

— Из города тоже.

Она не шутила, и я заткнулся.

Надо было перейти к делу: гейс, данный князю Церы, каменный сторож в логове культистов… Но мысли, как и взгляд, упорно возвращались к топазу в соблазнительной ложбинке. Камень слегка светился изнутри, приманивал взглянуть, как платье на вдохе натягивается, обрисовывая грудь фэйри. Под тонкой тканью рельефно выделялись напряженные соски. Я вспомнил запах ее волос, вкус кожи…

И красные ожоги, что оставляло на ней мое пламя. После каждой нашей ночи она вся была в пятнах, как далматин. Мне в ответ доставались укусы и царапины.

Иса подалась вперед и задышала чаще. Темно-вишневая капля сорвалась с края ее бокала, упала чуть ниже ямки ключицы, скользнула, оставляя багряный след на безупречном мраморе кожи. Я потянулся стереть ее…

Наши глаза встретились.

Надо уходить. Это ловушка.

Я залпом допил содержимое бокала. И понял, что никуда не уйду.

— Встань!

Иса усмехнулась, услышав приказ в моем голосе. Той самой развратной, сводящей с ума усмешкой. И послушалась.