Афганский шторм - Николай Иванов
Шрифт:
Интервал:
– Но что с дочерью? Она-то хоть жива? – ни на мгновение не поверив в сказку про ЦК, крикнул, уже не сдержавшись, Василий Петрович.
– Конечно, жива. Успокойтесь. Но больше ничего не спрашивайте.
Жива! Главное, что жива. Но обращаться в ЦК… Нет и тысячу раз нет, такое мог придумать только человек, не знающий его дочь. В ЦК… Здесь что-то не то. Попала в больницу? В какую-нибудь банду?.. Дом – школа – институт – друзья… Где в этой цепочке и что могло случиться?
– Что случилось, Василий Петрович? – дошел до Заплатина голос Экбаля.
Телефонная трубка, зажатая в руке, тоненько и коротко попискивала, а подошедший Экбаль смотрел то на нее, то на своего советника.
– Ничего, Экбаль, ничего. Просто срочно вызывают в Москву. Я пойду собираться. Одни справитесь? – кивнул на зал.
– Конечно, товарищ генерал.
Уже справляются одни – это хорошо. Это очень хорошо. Но что с Олей? Если взять дом – что там могло случиться? Второй этаж, балкон застеклен. На кухне – газ. Но ведь если что – дверь на балкон как раз из кухни…
– В посольство, – попросил водителя.
– Ничего не знаю, Василий Петрович, – удивленно пожал плечами Табеев. – Честное слово. По моим каналам никакой информации на эту тему и близко не проходило. Но я думаю, что надо лететь, раз позвонили.
– У меня час времени, срочно вызывают в Москву, – поднявшись к себе в квартиру, с порога сказал жене. Боясь, как бы она не уловила тревоги и озабоченности в голове, добавил: – По делам службы.
«Зря уточняю, – тут же пожалел о сказанном. – Ничего не надо уточнять. Лечу и лечу».
Чтобы скрыть недовольство собой, сам начал доставать вещи, смотреть, что взять с собой на московские холода. И подсознательно ждал, о чем спросит, какой первый вопрос задаст Вика. И как они похожи с дочерью…
– Надолго?
Пронесло – это ее извечный вопрос с лейтенантских пор: не куда и зачем, а на сколько. Значит, с женой все в порядке, хоть она не будет волноваться. Но Оля, что с Олей?..
– Надолго? – думая, что он не расслышал, переспросила Вика.
Ответил уже искренне:
– Не знаю.
…Афганистан – не Союз, особенно по расстояниям: двадцать минут на вертолете – и уже в Баграме. Самолет для него уже был готов, но летчики, естественно, ничего не знали, им приказ: забрать и привезти. Единственное, взлететь засветло не успели, в Ташкент прибыли только утром. Там под парами, для него одного, уже стоял Ил-18.
«Что же это за почести такие? Что все таки случилось?» – вновь закрутилась пластинка под непрерывное хождение между креслами.
– Товарищ генерал, командир просит вас подойти, – позвал один из летчиков.
«Может, что-то передали, сообщили дополнительно», – заторопился в кабину Заплатин.
– В Москве нет погоды, не сажают, – обернулся к нему командир экипажа. – Предлагают лететь в Ленинград.
– Смотрите сами, я вам не начальник, – отдал судьбе свое время Василий Петрович.
Ленинград – это значит еще несколько часов неизвестности. Еще несколько часов не будет знать, что с Олей. Это – облегчение и камень. Отодвинется что-то страшное непонятное, темное, но ведь оно есть, есть, есть…
– Запросите еще раз, – попросил генерал.
Командир вновь начал переговоры с аэродромом, обернулся на стоявшего за спиной Заплатина, словно подтверждая земле, что пассажир на борту. Кивнул:
– Будут сажать.
Сели в слякоть и ветер. А у трапа уже ждали офицеры из Главпура:
– Товарищ генерал-майор, вас ждут начальник Генерального штаба и начальник Главпура.
– Но я же в гражданке.
– Они знают. Пожалуйста, – распахнули дверцу стоявшей у трапа «Волги».
Было 19 часов, когда он вошел в кабинет Епишева.
– А, Василий Петрович, здравствуйте. С прибытием. Как Обстановка на юге? – дружелюбно, без тени беспокойства за чью-то жизнь, спросил генерал армии. Может, и в самом деле с Олей все в порядке. – Ты давай рассказывай, а я здесь небольшие наброски буду делать к началу совещания.
«А когда же по голове-то ударите?» – мысленно спросил Заплатин. Приближая развязку, доложил коротко: обстановка в Афганистане и Кабуле достаточно спокойная, советнический аппарат работает.
– Ладно, ты посиди, подожди меня здесь, а я в ЦК. Вон, газеты почитай, – кивнул Епишев на кипу газет. Глянув на часы, торопливо вышел.
«Ну а что все-таки с дочерью? Кто мне хоть что-нибудь объяснит или скажет?» – посмотрел ему вслед Заплатин. Перевел взгляд на телефоны. Позвонить. Да, надо просто позвонить дочери.
Встал, подошел к столу. Белый телефон – с гербом СССР, два следующих – без дисков, значит, местные. Серый… Оглянулся на дверь, посмотрел время и решительно повернул телефон к себе. Набрал первую цифру. Подождал. Гудков не было – значит, прямой. Добрал остальные цифры.
– Да-а, – родной, с протяжным удивлением голос дочери. Жива! Дома!
– Это я. У тебя…
– Папа, ты где, откуда? – перебила, обрадовавшись, Оля.
– В Москве. У тебя все в порядке?
– Да-а.
– Хорошо, я потом перезвоню.
Опустился в кресло. И не помнит, сколько просидел, опустошенный от главного известия. Однако вернувшийся начальник Главпура тут же вернул к действительности:
– Ты вот что, Василий Петрович, перестань мне хвалить хальковцев. С информацией, которую получаю от тебя, я вечно выгляжу белой вороной.
От былой любезности Епишева не осталось и следа. «Значит, ЦК не удовлетворен моей информацией. Вернее, тем, что я отдаю должное Амину за его работоспособность. Нет, не Амину лично, Епишев сказал хальковцам. Против них и Амина в Афганистане настроены работники госбезопасности. Да, только они. Посол по-настоящему еще не вошел в курс дела, партийные советники стараются держать нейтралитет, а те, кто оглядывается на комитетчиков, все равно категорически против „Хальк“ не выступают. Значит, ЦК начинено информацией КГБ».
– Вам надо возвращаться назад, – не глядя на него, сказал Епишев, вновь принимаясь за свои записи. Редкий случай увидеть, как начальник работает.
– Домой я могу заехать? – попытался в последний раз, хоть косвенно, выйти на причину своего странного вызова в Москву Заплатин.
– Конечно, – не понял Алексей Алексеевич подоплеки. – Самолетов в ваши края теперь будет много, так что с отправкой проблем не станет.
«Да нет уж, хоть день, но дома побуду», – подумал Василий Петрович.
Необходимое послесловие. Епишев неслучайно произнес эту фразу насчет самолетов. В этот день, 10 декабря, министр обороны отдал приказ, вернее устное распоряжение, о начале формирования 40-й армии.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!