До последней капли - Андрей Ильин

Но отважился! Потому что узнал, что дискеты у нас нет. Кто ему об этом мог сказать? Только генерал.

И в том и в другом случае от нас избавятся. И в том и в другом случае — убьют. А кто будет основным заказчиком — генерал или депутат, для нас лично значения не имеет. Не все ли равно, с чьей пулей в башке лежать в гробу?

Довольно?

— Более чем.

— Отсюда единственный вопрос: как из неси этой ситуации выпутаться? Живыми. И решать это — тебе. Потому что начал все это и продолжил и даже дискету из рук в руки передал — ты. Твой номер первый!

Представшая перед Сан Санычем правда была страшна и беспощадна. Он обыграл сам себя. Оберегая дискету, он подставил под смертельный удар себя, своих самых близких друзей, их ни в чем не повинных родственников, и все только для того, чтобы лично самому принести ее в дар врагу! Даже не выторговав ничего взамен. Даже не выторговав жизнь!

Он поступил даже не глупо. Он поступил преступно!

— Я не знаю, что делать! — честно признался Сан Саныч.

— Я тоже не знаю. Я только знаю, что делать что-то надо, — сказал Борис. — Думай!

Сан Саныч думал. Напряженно думал. Долго думал. И самое лучшее, что он смог придумать, — это пойти и застрелиться. Чтобы больше не думать.

Он бы и застрелился, если бы это хоть чем-то помогло его друзьям. Но его смерть ровным счетом ничего не решала. Свидетелей, знающих про дискету, все равно бы вычистили.

Благополучного исхода из сложившейся ситуации не было.

Они могли продолжить жить как жили и очень скоро по одному почили бы под колесами случайных автомобилей и упавших с крыш, несмотря на лето, сосулек.

Они могли обратиться за защитой в органы (не все же их курировал депутат) и отправиться до конца дней в тюрьму за учиненное ими массовое истребление бандитов в пионерском лагере. А тех, кто по недоразумению избежал бы наказания в виде лишения свободы, постепенно прибрали все те же бандиты. Потому что при судебном расследовании всех обстоятельств дела им лишние свидетели будут опасны еще более, чем теперь.

Еще можно было попытаться скрыться. Но как бы они умудрились это сделать? Уехать в деревню к родственникам? И на сколько? На всю оставшуюся жизнь? И где взять тех родственников, которых невозможно вычислить через стол справок?

Переползти на брюхе государственную границу? А потом каждый месяц переползать обратно, чтобы получить отпущенную государством пенсию. И на эту пенсию там, за кордоном, ни в чем себе не отказывать?

В общем, некуда податься. Только в могилу.

Можно было бы и в могилу, они свое пожили. Но как быть со снохой и внучкой?

И как вообще быть?

Единственно, что могло сдержать месть бандитов, — это дискета. Дискета, которой не было. Которую недальновидный Сан Саныч пожертвовал в качестве безвозмездного благотворительного взноса в фонд бандитствующих политиканов.

Можно было попытаться вспомнить записанную на дискете информацию. Но кого могут испугать слова? Слова — это только сплетня. На которую ни один уважающий себя политик внимания обращать не станет. По поводу сплетен должностные расследования не назначаются.

Для того чтобы пугать, нужны доказательства, а не пустопорожнее трясение атмосферы посредством распущенного во всю длину языка.

Нужна дискета!

Уж не пойти ли на поклон к ее новому хозяину? К генералу? Мол, так и так, верните, пожалуйста, вещицу, которую я намедни вам по глупости одолжил. А то нас убить грозятся и одного уже убили.

«А кто убил-то?»

«Так вы и убили. А чтобы совсем всех не убили, мы хотим с помощью той самой дискеты бандитов и вас, уважаемый, шантажировать. Так что вы уж не откажите. Посодействуйте».

Так, что ли?

Нет, не проходит. Об этой дискете можно забыть. Как о сладком, после кошмарного пробуждения, сне. Как о…

«Минуточку! — осекся в мыслях Сан Саныч. — Как я сказал? Вернее, подумал? Вот только что?»

«Можно забыть».

Нет, не так. Как-то иначе. Другими словами. Что-то было в этих словах важное. Что-то такое особенное. Ну-ка, еще раз.

«Об этой дискете можно забыть».

«Об этой…» Вот именно — «ОБ ЭТОЙ»! О той, которая была у него!

А почему дискета должна была быть в единственном, навсегда утраченном, числе? Кто это сказал? Серьезную информацию обычно дублируют. Хотя бы из боязни случайно потерять. Хотя бы из чувства самосохранения. Чтобы, потеряв часть, не утратить все. Чтобы не остаться нос к носу с рассвирепевшим противником безоружным.

Допустим, одну-две дискеты покойный Иван Степанович хранил в потайных местах дома. И их преступники, конечно, обнаружили. Не могли не обнаружить. Слишком много было поставлено на карту.

Заранее предполагая подобный исход, Иван Степанович часть дискет растащил по друзьям. Вот ведь даже на язык просится множественное число. Не бесперспективное единственное.

«Часть дискет». А не «дискету».

Одна из этих дискет случайно попала Сан Санычу.

Что тоже косвенно подтверждает предположение о их множественности. Сан Саныч не был самым доверенным другом убитого Ивана Степановича. Почему же он принес дискету — самое дорогое, что у него было, именно ему? А если бы Сан Саныч по невнимательности или разгильдяйству потерял ее, повредил, в мусорное ведро выкинул? Если бы просто-напросто сгорела его квартира? Что, такого не может быть? И что тогда? Всё прахом? Прости-прощай последняя надежда?

Нет, Иван Степанович был слишком осторожным и аккуратным человеком, чтобы не предусмотреть подобной случайности. Чтобы не подстраховаться.

Дискета не могла быть в единственном экземпляре.

Но не могло быть и сто и даже десять дискет. В противном случае невозможно было бы сохранить заключенную в них тайну.

Дискет было несколько. От трех до шести.

Одна-две у самого Ивана Степановича, где-нибудь поближе, чтобы быстро и легко можно было достать. И еще две-пять в прочих местах. Скорее всего три. Будем считать, что три.

У Сан Саныча — одна. Где-то еще как минимум две.

Так?

Скорее всего так. Уж очень похоже на правду!

Отсюда следующий вопрос — где могут находиться эти дискеты?

Да там же, где и все прочие, — дома, или у родственников Ивана Степановича, или у его друзей. Примерно таких, как Сан Саныч. Возможно, не все их отыскали преступники. Возможно, какую-нибудь пропустили. Вот ее-то и следует найти. По крайней мере попытаться найти. В ней — вся надежда на спасение.

Дома у Ивана Степановича искать безнадежно. Там наверняка бандиты перерыли все вверх дном. У них было на это большое желание и немерено времени. Хозяин случайно вернуться в квартиру не мог. Уж они это знали лучше, чем кто-либо.