Дары инопланетных Богов - Лариса Кольцова

— Он не может лгать. Антон не такой, — возразила ей Икринка.

— Он нет. Но другие. Почему ты плакала? Там, на ступенях. Я видела.

Комната, куда они вошли, была уже небольшой, но такой насыщенно яркой, тоже душистой и уютной. У прозрачной стены, возле затейливо забранных в складки светлых штор стоял белый ажурный столик, а на нём тарелочки с аппетитной на вид едой и нежнейшие, голубоватые чашечки с дымящимся напитком в них.

— Видишь, Эля всё приготовила.

— Эля — служанка?

— Нет. У меня нет служанок. Я этого не люблю. Всё делаю сама. Так приучена. Хотя я родилась аристократкой, я жила в богатстве только в детстве, а потом всегда в бедности, почти всегда, не считая тех лет, что была замужем. А Эля — помощница моя. Мы с нею вместе провели детство, потом учились в театральной школе в юности. Дружили. А теперь она мне помогает. Но, понимаешь, мы с нею очень разные… Я тоже, как и ты, одна тут.

Они сели. За прозрачной стеной было видно девушку, работающую в цветниках. Но девушка их не видела. Стена была прозрачной только для тех, кто внутри. — Когда моя старшая мама Инэлия заставляла меня полоть свой сад и цветник, я её не всегда слушалась, — созналась Икринка. — Мне не нравится возиться с растениями. Я убегала, не слушалась её, а она настолько забывчивая, что никогда меня не ругала за непослушание. Ты ругаешь своих слуг? Наказываешь за неисполнительность? Ты строгая?

— Они мне не слуги. Они мои сотрудницы. Кому не нравится, волен уйти. Но ни одна не ушла. Не знаю, строгая ли я, но я умею спросить за то, что поручаю. Я и сама работаю, а не бездельничаю. Ей повезло, — Нэя, кивнула на девушку в цветнике. — Нет, что она творит! — воскликнула она, — кто же так собирает гусениц? Их надо в банку с едкой жидкостью бросать, а она просто стряхивает их на землю со стеблей. А потом? Они опять будут жрать мои чудесные бутоны! — Нэя выбежала прочь, вернее, выпорхнула, настолько легки были её движения, бесшумны ножки в узорчатых туфельках с цветочками.

Икринка буквально влюбилась в невероятную женщину, не похожую ни на кого. Если после мамы, то Нэя была вторая, на кого хотелось смотреть и радоваться без устали. Икринка осталась одна. Какое-то время она наблюдала, как Нэя строго отчитывает девушку, а та что-то объясняла, показывая свои ладони. Она была выше Нэи и, возможно, стройнее, но казалась огородным пугалом в сравнении с феей цветов. Даже гневное выражение лица не портило очаровательную хозяйку «Мечты». Икринка, разглядывая затейливый воздушный наряд Нэи и чудесную шляпку с ягодками на кружевных её полях, злорадствовала над тою, кого отчитывали. Это была та самая девушка, что невежливо смеялась над Икринкой, едва Антон оставил её тут одну.

— Она ленивая? — спросила Икринка у Нэи, когда та вернулась. — А разрядилась-то в вызолоченный поясок для работы на клумбах! Наверное, она больше думает о гулянках с парнями, чем о работе. Ты её выгонишь за непослушание?

— Нет. Она боится гусениц. Вот и всё. Я дала её особые перчатки.

— Выгони её! Она злая.

— Разве ты её знаешь? Когда и чем она тебя обидела?

— Тем. Она смеялась надо мною, что я, деревенщина, посмела сюда прийти.

— Может быть, тебе только так показалось? От собственной застенчивости? Так бывает, когда чувствуешь себя неуверенно в незнакомом месте. Она очень милая девушка. Нисколько не злая. Я забочусь обо всех своих служащих. Мы тут живём в моей «Мечте» как одна большая семья. Не без ссор, конечно, но весело, дружно. В свободное время, а его у моих девушек больше, чем у меня самой, они ухаживают за цветниками, следят за чистотой. Если ты думаешь, что я заставляю их работать на себя против их желания, то нет. Тут у каждого свои обязанности, свой сектор ответственности. Меня любят, так хотелось бы думать, и я всем отвечаю тем же. А так, где бы она и была, это ещё и вопрос. В душной жуткой фабрике, или в какой-нибудь обители греха, если бы не захотела терять свою красоту в бедности, но и там утратила бы всё. Знала бы ты, сколько я сама натерпелась, когда жила в столице одна. А когда-то я так любила её — столицу свою Паралею. Когда жила там вместе с моими родными, когда я дружила с твоей мамой… — и у Нэи, так показалось Икринке, заблестели глаза от затаённых слез.

— Расскажи мне всё. Не бойся. — Голос Нэи был проникновенным, добрым, и Икринка понимала, что её доброта не фальшива, не маска. Тепло, исходящее от неё, было подлинным, как и духи мамы. Всё это обволакивало, почти усыпляло.

— Эта его любовь… — сказала вдруг Икринка, и у неё задрожали губы, — я даже и не знаю, что теперь мне делать?

Нэя смотрела удивлённо, но постепенно начала понимать.

— Что? Всё произошло сразу же, в первый же день? Вчера?

— Да.

— Как? Ты даже не привыкла к нему? Как же он мог?

— Сказал, что ждать уже нельзя. Почему? Жизнь короткая. Он же столько этого ждал. К тому же он сказал, что я ничего не понимаю, думая, что жизнь бесконечна. И он так думал раньше. А оказывается, наша жизнь может внезапно закончиться. И теперь он это знает. Что жить надо только сейчас и ничего не откладывать на потом. А то этого «потом» может и не наступить никогда. Некоторые не понимают этого до того момента, пока к ним не подкрадется внезапная смерть, а он это испытал, потому что умирал дважды и живёт после смерти. Как это и понять?

В красивой и душистой комнате, под воздействием ласки со стороны столь необычной женщины, Икринка вдруг заплакала. Это могло быть и от слишком резкой смены её жизни, перемены привычного замкнутого мирка провинции с бедным людом, скудной одеждой, на мир, который потряс её своей яркостью, ухоженностью и непредставимым раньше уровнем быта.

— Ты всё мне расскажешь? — в глазах Нэи играло любопытство и неподдельный интерес, но смешанный с искренним участием. — Что случилось с тобой?

— Сначала всё было как в другом мире, в том, о котором рассказывал дедушка, а я его представляла. Но тут было и лучше, чем мои представления. Здесь всё сияет, дома, окна, прозрачные здания, в которых отражаются деревья, как в стоячей воде, кажется, что там не стены, а ещё отдельный зеркальный мир. Лес ухоженный, с дорожками и цветами, окружёнными разноцветными камушками и маленькими родничками, бьющими из