Город Желтой Черепахи - Павел Молитвин

— Ладно, готовь группу…

— Следующая уходит через… Через семнадцать суток. Ну, естественно, всякие комиссии, обследования, так что откинь еще дня три. Успеешь?

— Успею.

— Отлично.

— Я аннулирую твое заявление, мы оформим твой отдых как отпуск за счет фирмы.

— Спасибо, Крас, но это не обязательно, деньги у меня есть.

— Что ты, Дик, это вопрос престижа! Когда тебя ждать в управлении?

— Завтра.

* * *

— Флай? Девочка моя, ты умница! Ты наш самый незаменимый сотрудник! — Лаги выкарабкался из кресла и двинулся навстречу вошедшей. — Он улетел и выглядел превосходно. Совсем другой человек стал.

— Знаю. Провожала.

— Ну вот и ладно, вот и отлично. Что-то у тебя вид болезненный? Вроде и загорала, и на море была, а все равно что-то не то… — Лаги неопределенно пошевелил пальцами. — Не грусти ты так, вернется твой Дик через полгода, ну в крайнем случае через год.

Флай опустилась в кресло, помолчала.

— Крас, он не вернется. Он тоже не вернется. Надо что-то делать…

— Как?! Почему? Ты же сама…

— Нет. Они возвращаются слишком усталые и опустошенные. И этот отдых… Это допинг, на котором долго не протянуть. Я и раньше догадывалась, а теперь уверена.

— Но почему?.. Почему же тогда ты его отпустила? Флай, ты говоришь глупости! Ты просто не в своем уме! Ты… Ты понимаешь, что это значит?..

— Да. Если бы он не улетел, то загнулся бы тут через год. Вспомни Бэкстона, Милли и других. Они не могут долго жить на Земле. Это все равно что вживить человеку жабры и заставить его дышать воздухом.

— Значит, надо списывать их раньше? Или снять ограничения с планет пионеров?

— Не знаю, Крас. Я передала свое заключение Главному психоаналитику. А что дальше, не знаю. Не знаю и знать не хочу, раз он все равно не вернется! — Флай уронила голову на руки и безудержно разрыдалась.

— Господи! Господи, Боже ты мой! — Лаги всплеснул руками и принялся нажимать клавиши визора. — Что же это делается, а? Флай! Флай, ну очнись, приди в себя! Найдем мы выход, придумаем что-нибудь! Не психуй только! Ну успокойся, ну возьми в конце концов отпуск на неделю-другую, отдохни, фирма оплатит, а?..

1990 г.

Денис Иванович Караваев встретился с Машей случайно. Хмурым февральским вечером он возвращался домой, когда неподалеку от трамвайной остановки его окликнула миловидная женщина:

— Денис! Привет, пропащая душа! Чего глаза таращишь, своих не узнаешь?

— Не узнаю, — честно признался Караваев, давно уже взявший за правило без крайней необходимости не лгать.

— Ну ты даешь! Да Маша я, Маша Скворникова! Хорош притворяться! Как был, так и остался букой. Давно здесь живешь? А я всего полгода как переехала. Когда с мужем разъезжались, все в центре хотела поселиться, а вышло вот… — Она развела руками.

— Угу, — буркнул Караваев. «То ли в школе вместе учились, то ли в институте», — подумал он и решил побыстрее отделаться от старинной знакомой.

Женщина, по-видимому, угадала его намерение, однако пропустила мимо ушей мрачное караваевское угуканье, — может, скучно ей было, одиноко смертельно, может, привыкла поступать по-своему, не слишком считаясь с желаниями окружающих, — и как ни в чем не бывало затараторила дальше:

— Разменивались, разменивались, и занесло меня за Поклонную гору, в эту вот тмутаракань. Ни одного знакомого поблизости, до работы час с лишним добираться. Зато квартира — двадцать четыре метра и в хорошем состоянии мне досталась. Во-он в том доме, седьмой этаж. А ты-то как живешь?

— Живу — хлеб жую, — лаконично отозвался Караваев.

— Жена, дети есть? Вот я гляжу, вид у тебя неухоженный.

Маша лихо закинула сумку за спину и, шагнув к Караваеву, начала поправлять ему шарф, не переставая при этом говорить:

— Ты из наших-то кого-нибудь встречаешь? Я вот тоже никого. Все куда-то разъехались, раскидала жизнь. Между прочим, знаешь, школу-то нашу закрыли. Загс из нее устроили. Представляешь?.. — Она говорила и говорила, нисколько не заботясь о том, слушает ее Караваев или нет. Тем временем первое его желание поскорее ретироваться постепенно улетучилось, уступив место другому — познакомиться с этой женщиной поближе. Ему понравилось ее лицо: правильный овал, широко расставленные серо-зеленые глаза, здоровый морозный румянец, но, пожалуй, самое выразительное — это густые широкие брови. Высокая, статная, она была полной противоположностью знакомым дамам из конструкторского бюро с их вульгарно размалеванной худосочной бледностью. От нее словно исходила какая-то живительная сила — обволакивала, очаровывала, согревала.

Так-то вот и получилось, что, и глазом не успев моргнуть, оказался Караваев в чистенькой уютной кухоньке, где словоохотливая хозяйка угощала его горьким колумбийским кофе и французским коньяком. Роскошью этой Маша была обязана своему хорошему знакомому, служившему в торговом флоте и, судя по всему, имевшему на нее серьезные виды. Отзывалась о своем приятеле Маша с большой симпатией, однако это не помешало ей пригласить Караваева заходить «на огонек», когда ему вздумается, что он и не преминул сделать.

В следующий раз Маша потчевала гостя не только коньяком и кофе, но и какой-то волшебной музыкой, яркими зарубежными журналами, рассказами о работе и приключениях во время отпуска, который она привыкла проводить в Крыму. Заметив, что воспоминания о лучезарном детстве и чудесных школьных годах не доставляют Караваеву особой радости, Маша старалась не упоминать имен общих знакомых и как можно реже спрашивать бывшего одноклассника: «А помнишь?..», за что тот был ей бесконечно признателен.

Они стали встречаться чуть не ежедневно, и ничего удивительного, что в одно прекрасное утро Караваев проснулся на широком низком диване, который Маша отсудила у бывшего мужа, чем весьма гордилась. Со времени их первой встречи прошло немногим больше месяца, однако месяц этот в корне изменил жизнь Караваева. Не на шутку влюбившись, он начинал тосковать, если не видел Машу хотя бы один день, и порой ему даже казалось, что знакомы они уже много-много лет, хотя это было решительно невозможно по целому ряду причин.

Одна из них состояла в том, что Денис Иванович Караваев, тридцати трех лет от роду, четыре года назад погиб в автомобильной катастрофе. Начальник отдела, с которым они ехали в Выборг на встречу с представителями зарубежной фирмы, не справился с управлением, его рыжие «Жигули» на скорости девяносто километров в час вынесло с шоссейной дороги, и они, несколько раз перевернувшись, замерли, навсегда изуродованные, в поле совхоза «Кировский». Начальника освидетельствовали и, как положено, со множеством славословий проводили в последний путь. Что касается Караваева, то его и в больницу помещать нужды не было — место покойного занял Иот-а-сой, который с помощью волнового преобразователя превратился в точную копию Дениса Ивановича. Иот-а-сой больше года работал в группе, изучавшей Северо-Восточный сектор планеты, и, по циньлянским стандартам, считался наиболее подготовленным к роли землянина.