Апокалипсис от Владимира - Владимир Рудольфович Соловьев

— Прекрати издеваться, немедленно прекрати! — Билл срывался на истерику.

— Не плачь, маленький, — сюсюкая, ответил я, — не все так плохо. Ты лучше водички выпей и расслабься, я тебе все объясню. Повезло тебе, что мы не чеченцы, а то за такое поведение вмиг бы схлопотал по ушам!

Даниил не прерывал наш диспут, я бы даже сказал, что он получал от этого базара некоторое удовольствие. Мы находились в Храме Гроба Господня, рассуждая о том, как организовать церемонию и имеет ли смысл восстановить первоначальный вид местности — насыпать Голгофу, а все поздние постройки снести. Потом разговор перекинулся на саму церемонию, и вот тут-то Биллушка решил отличиться и лихо презентовал копье Лонгина, которое у меня вызвало лишь улыбку. Все просчитал мой добрый друг, и не мне его винить, просто Даниил решил пока никому не рассказывать о нашей находке.

Мы спорили, и наши голоса гулко разносились по пустому помещению. В Храме было довольно прохладно и по-церковному сумрачно, но спор был неуместен не только поэтому. Все-таки на глазах человека, которому именно здесь предстояло висеть на кресте, а потом три дня лежать в пещере, обсуждалось, какой именно наконечник нужно воткнуть ему в бок. Мне стало стыдно, и я замолчал. Почувствовав мое настроение, Билл тоже притих. Он повернулся к Даниилу и рухнул на колени, заливаясь слезами:

— Прости, прости!

Учитель холодно взглянул на него, взял в руки наконечник и сказал:

— Да ладно, ты сам скоро убедишься, кто из вас прав!

Он поднял руки вверх, и, повинуясь его приказу, пред нами появилась Туринская плащаница. Спаситель расстелил ее на полу, и мы увидели след тела Иисуса. Вот отпечаток лица, вот тело, а вот тот самый порез. Даниил был очень грустен, не было ни малейшего сомнения в том, что все происходящее для него мучительно, но он решил довести дело до конца.

— Итак, вот эта рана. Возьми свое копье и сравни его с тем, что удалось добыть Владимиру. — Даниил протянул Биллу армянский артефакт.

Билл нагнулся к льняному полотну, но не успел открыть рта, как я хорошо поставленным голосом экскурсовода стал излагать нужную информацию:

— Эксперты-криминалисты, изучавшие Плащаницу, установили, что завернутый в ткань человек получил между ребер рану от копья размером 4,5 сантиметра. По мнению медиков, копье пронзило плевру, легкое и повредило сердце. Под раной на Плащанице отпечаталось пятно крови группы А+. Она потекла, когда пронзенный находился в вертикальном положении. Такая рана могла быть нанесена штатным копьем на древке длиной примерно полтора метра. Это высчитано исходя из размеров креста, высоты Голгофского холма и месторасположения раны. По мнению знатоков древнего оружия, роковой удар не мог быть нанесен длинным и тяжелым римским копьем пехотинца «хаста» или копьем кавалериста «пилумом». Это след от копья типа «лонхе», использовавшегося легионерами военных гарнизонов. Как известно из Евангелия, солдаты, осуществлявшие казнь, были легионерами. Копье, которое хранится в Эчмиадзине, точно соответствует размерам раны.

Я улыбнулся: — Не надо меня благодарить, эта информация есть в Интернете, просто в отличие от некоторых, я предпочитаю выполнять домашнюю работу.

Билл огорченно посмотрел на Даниила:

— И что, все мои усилия напрасны?

— Не думаю, — ответил Учитель, — в том копье, что принес ты, закован гвоздь с креста, так что какими-то магическими свойствами оно все равно обладает. Теперь, когда с копьем разобрались, хотелось бы услышать ваши идеи по организации всего этого… действа.

Было заметно, что Даниил заставляет себя говорить о грядущем событии спокойно. Мне было больно это слышать, и я позволил себе вольность.

— Учитель, — обратился я к нему, — я призываю тебя отказаться от этой затеи, я не вижу в ней особого смысла! Цари ждут коронации — будет красиво, весело и шумно. Наденем им на головы короны, немного поправим миром в свое удовольствие, а там, глядишь, кривая куда-нибудь да и вывезет. Зачем ставить такие эксперименты над собой? Что и кому нам доказывать, двум сумасшедшим старикам?

— Себе, дружочек, — усмехнулся Спаситель, — только себе. Завтра состоится суд над злодеями, а потом и казнь. Пришло время торопиться, ведь сегодня уже четверг.

— К чему такая спешка? — возразил я. — Мы же не успеем подготовиться! Надо выделить из своих рядов плакальщиц, Лонгина, Вечного жида, Понтия Пилата и всех прочих участников драмы. Организовать телетрансляцию, расставить камеры и свет. Работы невпроворот, дай Бог за месяц управиться!

— Владимир, ты обезумел. Это что, постановка античной драмы? Прекрати немедленно, ты все превращаешь в фарс! Завтра, все произойдет завтра. С мишурой разбирайтесь самостоятельно, а царей коронуем по Воскрешении!

— То есть в воскресенье? — уточнил я. — Ну и задачки вы ставите, шеф, с ума можно сойти! Кстати, тут ко мне уважаемые люди обращались, насчет режисс…

Даниил на меня так глянул, что я счел за благо не продолжать.

— Оставьте меня, — произнес он. — Увидимся завтра, в десять утра у Стены Плача.

Мы с Биллом вышли на улицу и решили пройтись к Стене Плача — посмотреть декорации завтрашнего действа.

— Что-то у меня, дорогой Билл, на сердце как-то нехорошо. Тревожно.

— И у меня, — ответил Билл, — я Учителя таким еще никогда не видел. Явно не в себе. Уж лучше бы орал да Китай громил! Рискует он.

— И не говори, — согласился я, — даже слушать никого не хочет. Так что завтра делать-то будем? Все равно ведь надо телетрансляцию организовывать, ты Теду позвонишь?

— Конечно, он будет счастлив! Режиссером Мела Гибсона позовем, он ведь уже нечто подобное снимал?

— Ну уж нет, — скривился я, — давай так: если Тернер, а не Эрнст делает телетрансляцию, то вместо Гибсона будет Михалков.

— Договорились, — блеснул очками Гейтс, — но тогда исполнителя на роль Лонгина я выбираю!

— Ага, знаю я твои американские заморочки! Наверняка предложишь негра или китайца.

— А что, политкорректно, — заметил Билл.

— Вот это ты напрасно сказал, — ответил я. — Вы и так наснимали кучу всякой пурги про античность! У вас даже триста спартанцев какие-то предтечи американцев, воюющие с армией Саддама Хусейна. Вы хоть иногда историю уважайте!

— Хорошо, а Шварценеггера можно? — спросил Гейтс.

— А он Даниила насквозь не проткнет, как бабочку в гербарии?

— Объясним.

— Смотри, не ошибись, — сказал я. — Так, ладно, давай созывай бойцов. Времени мало, а нам еще надо сюда весь бомонд собрать. На этот раз сами звонить не будем, поручим пацанам, не наш уже уровень с Президентами общаться. Да и что мы им расскажем? Что Даниил поехал головой и решил прогуляться с крестом на загривке, потом на солнышке позагорать, пройти сеанс копьетерапии и воскреснуть прямо к их инаугурации?