Шолох. Теневые блики - Антонина Крейн

Он благосклонно кивнул и жестом пригласил присесть рядом. Все это было проделано с таким гонором, будто речь шла не о ведомственной скамейке, а, по меньшей мере, о королевском троне на вершине мира. Впрочем, еще вчера Анте казался мне приятным парнем. Возможно, сейчас я воспринимаю все превратно из-за только что пережитого шока.

— Тинави, благодарю, что вы нашли возможность уделить мне пару минут. Я не слишком отвлек вас? — Давьер прижал руку к сердцу и склонил голову набок. Жест под названием: «я весь внимание». Я поморщилась:

— Работы сейчас очень много, но я помогу вам, чем смогу, особенно, если дело срочное.

Предприниматель в ответ на это скорчил физиономию: втянул губы и поднял брови, после чего покачал головой, будто бы удивляясь сам себе:

— Вы не поверите, Тинави. Я пришел сюда, чтобы проконсультироваться с вами насчет Кадии… И того, как мне стоит вести себя с ней, чтобы она продолжала считать меня «приятным во всех отношениях мужчиной».

Я на секунду замерла. Потом тряхнула головой и с силой зажмурилась, чтобы прийти в себя — настолько эта фраза не коррелировала с происходящим сейчас в кабинете номер тридцать два:

— Простите, что?

Давьер пожал плечами и скромно улыбнулся:

— Ваша подруга мне очень импонирует. Сегодня она пригласила меня на совместный завтрак. Спонтанно. Я не успел провести надлежащее исследование и потому решил спросить вас, какие цветы лучше преподнести ей в знак своего внимания.

Во Кадия дает! Не успела получить птичку об отмене наших планов — и сразу же нашла мне замену. Ну быстра!

— Берите лилии, не ошибетесь, — сходу ответила я, благо знала ответ. Вот он, звездный час всех тех самодельных анкет, которые мы без устали заполняли в школе! «Какой твой любимый цвет», «Любимое имя», «Любимый десерт» и так далее — и ты по кругу передаешь тетрадь с вопросами, и каждый, кто готов считаться твоим другом, осторожно вписывает туда свои варианты, высунув от усердия язык.

— Лилии… Спасибо. Вы мне очень помогли, — Анте с чувством пожал мою руку и встал. — Я могу и в дальнейшем обращаться к вам с вопросами подобного толка? — дипломатично уточнил он.

— Да, конечно. Но лучше все-таки во внерабочее время, — максимально вежливо ответила я, и, дождавшись, пока делец повернется к выходу, рванула обратно в наш кабинет.

Все это время мысли мои были там. Впрочем, стрессовая ситуация заставила меня вспомнить еще об одном событии, память о котором до этого была вытеснена из-за чересчур активного утра… Мальчик по имени Карл и его долбанные ночные полеты за гранью возможного. О-о-оу. Сегодняшний день календаря грозится быть раскрашенным в багряный цвет! Или, лучше, в фиолетовый: цвет тайн и загадок, отдающих скорее вселенской горечью, нежели развеселой интригой. Не зря его носят архиепископы и старшие лекари.

***

В кабинет я возвращалась по стеночке, чуть ли не на мысочках.

Причиной тому стала громкая ругань, слышимая аж с противоположного конца коридора.

Стены дрожали от всеохватывающего баса мастера Улиуса: когда я зашла в кабинет, меня чуть не унесло обратно звуковой волной.

— В общем, Полынь, всяк сверчок знай свой шесток! Я даже не представляю, как завтра среагирует Сайнор на такое известие — новый труп, да прямо посреди Иноземного ведомства! В «центральном оплоте закона и правопорядка», прахом погреби эту формулировку! А докладывать королю, между тем, придется не тебе, а мне! Ты чем вообще думаешь? Ты Генералом Улова хочешь стать, а сам такое допускаешь? Ни дисциплины, ни ума не надо?! — на свой лад переиначил поговорку шеф. Он так частенько делал.

Драма, развернувшаяся передо мной, была достойна пера средневекового трагика. Вокруг кресла с безвременно почившей Мелиссой, чьи невидящие глаза были устремлены в сторону окна, тогда как тело сидело в анфас к выходу, суетились двое Ищеек. Посреди комнаты возвышалась грозная и грузная фигура Улиуса. Глава департамента Ловчих пылал праведным гневом. Его и без того румяные щеки налились апоплектичной краснотой, глаза горели, руки бурно жестикулировали на манер ветряных мельниц. Шеф навис над Полынью, которого был выше на добрую голову, и ругал его, как ругают блудных сыновей: без удовольствия, но отчаянно, на грани самобичевания. А потому особо проникновенно.

Куратор перед лицом разъяренного начальства врубил защитный механизм: надулся, как воробей, что было непросто при его поджарости и жилистости. Чтобы казаться больше (а мы все волей-неволей пытаемся казаться больше в пугающих или злобных ситуациях), Полынь растопырил локти и раздул ноздри, волосы его будто бы немного встали дыбом вместе со всеми вплетенными в них веревками и монетками, бубенчики на амулетах предупреждающе позвякивали. Я вспомнила о статье про мурашки, которую недавно прочитала: человеческие мурашки — это бессмысленная штука, никому из людей они по-настоящему не нужны, но для других млекопитающих мурашки играют роль поднимающего механизма для волос. То есть, опять же, помогают животному казаться больше, если ему страшно, и согреваться, если холодно.

Но я отвлеклась.

В общем, Полынь молча держал оборону перед свирепым Улиусом. Только изредка бросал обеспокоенный взгляд на часы.

За спиной Улиуса, облокотившись о стену и скрестив на груди руки, стояла Селия. Помощница шефа едва заметно улыбалась, глядя на Полынь. Кажется, ей было приятно, что его отчитывают. Я осторожно подошла и встала подле Внемлющего. Иногда просто замереть рядом (не героически, а с вытаращенными от страха глазами — ненавижу, когда орут) — это уже поддержка.

Улиус, меж тем, набрал воздуха для нового залпа гнева:

— Ядрыть-колотить, Ловчий! Почему я слышу, что ты разъезжаешь по всему городу, занимаясь мелочевками, если на тебе висит такое, а?! Ты просто набиваешь себя количество выполненных дел? Халтуришь? Где подозреваемые по дворцовым убийствам?! Где свидетели?! Где, ядрена матрона, версии и теории? И не тыкай мне пальцем в свои настенные каракули, меня таким не проймешь! И то, что ты сейчас попытался уйти отсюда до разговора со мной — это тоже не есть хорошо, многоуважаемый господин Внемлющий!

Полынь едва заметно поморщился. Хм, пока я была внизу, он попробовал убежать из собственного кабинета? Я тяжело сглотнула. Видимо, получилось слишком громко, потому что начальник развернулся в мою сторону и в трагическом жесте протянул ко мне руку:

— Вот, Полынь, я дал тебе малька! Ты просил — и я дал! Почему она ходит за тобой, как приклеенная? Завали ее работой! Используй, екарный-бабай, ее потенциал! У нее испытательный срок или что? Заруби себе на носы: я не хочу, чтобы мыши плакали, кололись и ели кактус! Меня такое не устраивает! С этого момента, Полынь из Дома Внемлющих, ты ни шага в сторону не сделаешь от дворцового дела, пока у меня в подвалах не окажется преступника! И только попробуй заняться чем-то другим — я тебе голову отвинчу лично, вот этими самыми руками, — грозно продемонстрировал он свои ручищи, вызывающие ассоциации с мясницкой лавкой. Улиус продолжил громыхать: