Испорченные сказания. Том 3. В шаге от рубежа - Ксен Крас

В этом месте Ров Красных Копий уже сходил на нет, вместо него имелся глубокий овраг с почти отвесными стенами, внизу которого красовались колья из дерева и металла. Часть их находилась в плачевном состоянии, деревянные покрылись мхом и прогнили, другие – проржавели, но упасть с края в яму на старое, пусть и уже подпорченное оружие или свернуть себе шею у правителя не было ни малейшего желания. Мосты, как и в других частях Рва, вели только через башни, и перебраться на другую сторону широкого оврага с лошадьми и измождёнными людьми, минуя нормальные дороги, было почти невозможно.

Райан, уверенный в том, что крепость до сих пор пустует, повёл за собой отряд. Он бы с радостью оставил их наблюдателями, но упрямцы отказались слушать приказы и не принимали никакие аргументы. Чем ближе они подходили, тем больше лорд убеждался в своей правоте – строение выглядело по-прежнему заброшенным и безлюдным. Ровно до того момента, пока Форест не оказался на расстояние выстрела и на стене не появился с десяток силуэтов.

В опешивших воинов полетел град стрел.

Райан видел, как распахнулись узкие ворота и из них, пригибаясь к лошадям, выехали рыцари с гербами Бладсвордов. Они не задавали вопросов, не предупреждали, не пытались вести переговоры. Эти люди взялись за оружие сразу, их лучники не делали предупредительного выстрела. Подданные Мортона ставили перед собой единственную цель – убить.

Лорд-правитель скомандовал отступать. Он кричал своим людям, рычал на врагов, вертелся, тщетно стараясь отыскать взглядом верных воинов, часть которых полегла в первую же минуту, не ожидая атаки.

Всадники из крепости окружали остаток отряда, и Райан, не пожелавший покидать людей и не попытавшийся бежать, когда ещё было время, растерялся. Он понимал, что их берут в кольцо, и вовсе не для того, чтобы сопроводить домой. Мужчина отбивался от тех, кто решался приблизиться, а таких оказалось немного. Лорд был уверен в своих силах, он твёрдо знал, что уложит хоть десяток врагов, но сейчас его ранили не клинки, а крики умирающих рядом с ним верных подданных. В порыве бушующей ярости, поднявшейся в нём и выплеснувшейся на недругов, Райан и сам не заметил, как то ли спешился, то ли был сдёрнут с коня.

Один из всадников воспользовался тем, что Форест столь же высок и массивен, сколь и неповоротлив, и, пока лорд отмахивался от очередного противника, ринулся на него. Когда Райан, уже почти смирившись с неизбежной смертью и осознав, что не успеет отступить или увернуться, твёрдо решил забрать с собой хотя бы ещё одного врага, противник охнул и повалился вперёд. Седло и стремена не позволили ему упасть, а лошадь, почуяв неладное, начала продираться прочь из гущи боя.

Правитель Гринтри не сразу сумел разглядеть стрелу во враге, странную, с цветастыми перьями на конце, совершенно непригодную для того, чтобы пробивать доспехи, но угодившую в обнажённую шею. Пока лорд удивлённо всматривался, ещё одна стрела пронзила очередного защитника башни. Непонятные крики, дикие, совершенно лишённые какого-либо смысла, привлекли его внимание очень вовремя – Форест увидел, как на его врагов налетел странно одетый конный отряд.

Несколько всадников, кажется, Райан разглядел двоих или троих, с раскрашенными лицами, тёмной кожей и почти без доспехов, особенно выделялись среди толпы. Большинство же остальных выглядели так, словно их кольчуги и панцири чинились множество раз, а одеяния являлись скорее сочетанием привычных в Ферстленде, но украшенным обилием чужих элементов. Особенно бросались в глаза длинные цветастые «хвосты», притороченные к ремням.

Впереди орды незнакомцев, как острый кол в лёд, в противников влетела мускулистая женщина. Её лицо покрывали длинные шрамы, продолжавшиеся на обнажённой шее, на поясе незнакомки болтался меч, а внушительных размеров топор на длинной рукояти работал так, словно дама выбралась нарубить дров и решительно не желала зябнуть в ненатопленной хижине ещё как минимум три зимы.

Райан невольно засмотрелся.

Проклятые культисты, совершенно не способные думать наперёд, испоганили всё, что только могли!

Мортон рвал и метал в Кнайфхелле. Он совсем недавно вернулся в родной дом, стены которого должны были его защитить, а люди – помочь советом и делом, и теперь, несмотря на кажущуюся безопасность, не представлял, что ему предпринять, чтобы исправить сложившуюся ситуацию. Виноваты в ней, разумеется, были те самые змеи, которых он пригрел и с которыми согласился вести дела, чтобы убрать ненужных им всем людей. По глупости, не иначе. Причиной этому стала горькая обида, осознание предательства, понимание, что одного из восточных лордов на деле ценили куда меньше, чем требовалось.

Как водится, неверный путь начался с первого шага. В данном случае с шага Его Величества.

Неугомонный Гийер Старскай вбил что-то себе в голову, он так и норовил отправить Мортона прочь из столицы. Хотел лишить воина дела всей его жизни. Лорд не считал себя знатным человеком, он был рыцарем до глубины души и желал идти вверх, строить карьеру командующего или войти в личную гвардию короля, как некогда его предки. Бладсворда же не принимали ни в один из орденов.

Мортон учился, тренировался и жил вместе с рыцарями, но ему не позволили принести обета. Он был с сирами, одним из них, и при этом отличался. Чужак с титулом лорда, тот, кто всегда может отвернуться и уйти, из-за этого Бладсворд нередко чувствовал себя неуютно. Всю жизнь, с самого начала обучения, мужчина стремился к своей цели, и теперь, уже под закат лет, его не только не сделали сиром, но и решили отправить обратно домой. В позабытый замок, на помощь племяннику, которого он видел едва ли раз за год, к людям, не имеющим для него никакого значения.

Глупые разговоры про то, что это лишь ради процветания рода Востока, что знать не может приносить обеты, что выдворение Мортона – забота о будущем, чтобы лордам в юности не приходило в голову отправляться на службу и учёбу в ордены и их рода было кому продолжать, порядком надоели мужчине. Однажды Бладсворд услышал, как Его Величество советовался со своими доверенными лицами, как бы мягче сообщить не ставшему сиром лорду, что он нужнее в Кнайфхелле. В тот день король разглагольствовал на тему тоски Брейва и его опасениях так и не продолжить род, как подобает. Гийер Старскай оправдывал себя тёплым отношением к верным вассалам и желанием помочь семье воссоединиться. Говорил, что переживает за Восток и верит – дядя правителя поможет родственнику навести порядок.

Мортон слушал, и в его душе закипала злость. Вернувшись к братьям по оружию, которые решили совершенно не вовремя пошутить и поинтересовались, принёс ли их приятель клятву, лорд лишь разъярился пуще прежнего. В тот день он возненавидел и Гийера, и весь королевский род – тех, кто был до, и тех, кому предстоит появиться на свет. Он извергал проклятия, не обращая внимания на присутствующих приятелей.

На самом деле Мортон никогда не питал особой любви к королю Гийеру и тем более к его предкам. Чем больше он читал и слышал о них, тем больше понимал, что этот род давно изжил себя и ступил на неправильный путь. Старскаи жаждали изменений, но если некоторые, вроде завоевания Новых Земель, хотя бы звучали привлекательно, то остальные касались новых законов, множество которых было направлено на помощь простолюдинам, жалкому отребью, беднякам. Короли думали, как сделать лучше жизнь тех, кто обязан служить, меняя тем самым привычный устой. Старскаи считали, что заботятся о лордах, когда мешают тем воевать между собой, но они ошибались. Глупые короли портили всё, что жило веками, тысячелетиями. Они лишали людей того, что было у них в крови.