Кремлевская пуля - Алексей Макеев

– Слушаю, – ответил Гуров, приложив телефон к уху.

– Лев Иванович, это Кулаков, – раздался спокойный голос старшего лейтенанта. – Участковый Сергушенко сообщил, что на его территории есть пропавший гражданин, который по своим нездоровым наклонностям совпадает с личностью убитого.

– А проще можно? Что вы все страдаете косноязычием, когда о работе говорите?! С девушками, наверное, не так общаетесь? Точнее, что за человек, что за совпадение?

– Виноват, извините, – пробубнил оперативник. – Некий Литвиненко. Алкаш, нигде не работает, возраст тридцать четыре года. Живет вдвоем с матерью. Исчез около трех суток назад.

– Вы где сейчас находитесь?

– В участковом пункте у Сергушенко. Мамаша как раз и пришла по наущению соседей заявление подавать о пропаже сына.

– Ждите нас. Мы выезжаем.

Когда Гуров прервал разговор, Крячко уже стоял на ногах с выражением азарта на лице. Кажется, старый друг не сомневался, что им наконец-то улыбнулась удача.

Хотя слово «удача» тут не совсем подходит. Чтобы она улыбнулась, они со Станиславом сделали тут многое. Полковники из главка разослали информацию по десяткам адресов, проинструктировали сотни людей, а те, в свою очередь – тысячи своих помощников.

Все эти люди поработали с населением, со своими активными помощниками. Если сейчас какая-то женщина сидит в кабинете у капитана Сергушенко и рассказывает о пропаже сына, алкоголика и тунеядца, то только благодаря их усилиям, большой и правильно проделанной работе.

Наверняка сын-алкаш и раньше пропадал на несколько дней, впадая в запой. Мать волновалась, плакала, но знала, что он где-то со своими дружками-собутыльниками пьет и спит на какой-то квартире. Только теперь, когда распространилась информация из полиции, она заволновалась по-настоящему. Убили кого-то? Не моего ли?

Гуров и Крячко подъехали на дежурной машине УВД к участковому пункту через полчаса. Одноэтажное здание, своей архитектурой напоминавшее больше всего почему-то детский садик, терялось в тени вековых вязов. У входа стояли полицейский «уазик» и две легковушки с гражданскими номерами. Гуров узнал синюю «семерку» Кулакова.

Когда они вошли в кабинет, Сергушенко вскочил со своего места и кивнул на пожилую женщину, сидевшую перед его столом на стуле для посетителей. В кабинете откровенно пахло лекарствами, а Рязанцев суетился с графином, стаканом и пузырьком корвалола.

Женщине было лет семьдесят, если приглядеться. Но выглядела она очень плохо даже для этого возраста. Дело было вовсе не в застиранной старенькой блузке и старомодной, потерявшей форму юбке.

Ее сморщенное лицо хранило следы тяжелой, горькой и безрадостной жизни. Нетрудно было угадать, что пил и муж, может, и второй сын, если таковой был. Не исключено, что он уже умер вслед за мужем от пьянства.

Пенсия у нее маленькая, а сын вытягивал деньги на алкоголь. Вероятно, как и большинство ему подобных, он давно пропил все ценное, что было в квартире. Сын вконец замучил старушку-мать.

Сейчас она плачет и хватается за сердце. Нет, не потому, что ей жаль непутевого сына. Она плачет по своей загубленной жизни, в которой не видела ничего, кроме пьянства, нищеты, стыда, а то и побоев.

– Здравствуйте, – громко сказал Гуров, пододвинул стул и уселся напротив женщины. – Меня зовут Лев Иванович. Я полковник полиции из Москвы, занимаюсь расследованием одного важного дела в вашем городе. Вас как зовут?

– Ольга Васильевна, – вместо женщины подсказал Сергушенко.

Та только кивнула и продолжала вытирать слезы. Надо было налаживать с ней контакт, успокаивать, но не врать. Сложная задача, но Лев Иванович, как ему показалось, точно понял состояние этой женщины, определил ее прошлое. Таких вот несчастных он повидал на своем веку очень много.

– Ольга Васильевна! – заговорил он снова, наклонившись к женщине. – Плачь или нет, а слезами горю не поможешь. Если ваш сын жив, то мы его найдем, вернем в дом. А если он умер, то ничего не поделаешь. Жалко его, но и вы хоть остаток своих лет проживете в покое. Неужели не заслужили тишины? Жизнь – такая штука, что часто подбрасывает нам неприятности, а то и горе. Но все равно вам надо жить, а нам – еще и работать, найти вашего сына. Хоть живого, хоть мертвого. Согласны?

Женщина судорожно вздохнула, кивнула и наконец-то внимательно посмотрела на полковника. А дальше пошел разговор.

Сергушенко оказался парнем догадливым и довольно опытным. Не зря его назначили старшим уполномоченным на участке. Он вовремя подсказывал нужную информацию, которую уже получил от этой женщины. Это было важно, потому что не стоило лишний раз заставлять мать повторять одно и то же, да еще такое неприятное.

Выяснилось, между прочим, что Литвиненок Павел Владимирович 1980 года рождения был ранее судим за кражу и отсидел пять лет. Значит, работа облегчается. В картотеке МВД, конечно же, остались его пальчики, потому что всех осужденных в обязательном порядке дактилоскопируют.

Гуров внимательно слушал рассказ о нелегком житье-бытье, о том, как Паша пропадал по нескольку дней, а потом заявлялся то избитый, то раздетый. «Скорая помощь» уже отказывалась к нему приезжать, она сама выхаживала сына, радовалась и надеялась, когда он не пил день, два, неделю. Ведь бывают чудеса у других людей, когда раз – и как отрезало. Будто просветление свыше нашло.

О собутыльниках сына Ольга Васильевна тоже все знала. Она называла их по именам или прозвищам, помнила адреса квартир, где они пили. Ведь сколько раз мать ходила своими старческими ногами до нужного дома. И все ради того, чтобы найти, убедиться, что сын там, а не в канаве, он живой. Может, ей удастся увести его.

Пока Гуров беседовал со старушкой, Сергушенко пододвинул к нему фотографию сына, которую мать принесла с собой. Когда сердобольные соседки советовали ей сходить к участковому, они особо отмечали, что без фотографии никак нельзя. Гуров глянул на троих заметно обрюзгших молодых мужчин, сфотографированных на берегу реки, на фоне мангала, особенно на того из них, по изображению которого постучал ноготь участкового.

Гуров передвинул фото Крячко и стал посматривать на напарника. Станислав разглядывал снимок с минуту, шевеля губами, потом вернул его старому товарищу. Рука Крячко легла на крышку стола сначала ладонью вниз, потом вверх. В словаре жестов Станислава это означало «пятьдесят на пятьдесят».

Гуров кивнул. Он понимал, что точнее сейчас сказать сложно. Ведь Крячко сразу предупредил его, что голова, найденная на свалке, сильно попорчена. Но по кое-каким признакам Стас сделал вывод, что это вполне могла быть голова Литвиненко. Тело, соответственно, могло принадлежать именно этому человеку.

Опера как могли успокоили Ольгу Васильевну и проводили к выходу.

Когда ее шаги затихли в коридоре, Гуров плотно прикрыл дверь, повернулся к офицерам и сказал:

– Коллеги, вы понимаете, что теперь все решает время. Станислав Васильевич, тебе и карты в руки. Никто быстрее и качественнее не сделает.