Скажи "Goodbye" - Мария Амор

Лежа в кровати в симпатичной светелке Сашка утешилась мыслью, что уж если рохля Мурка сумела так в жизни устроиться, то что же тогда ожидает ее, без пяти минут жену дипломата и будущую кинозвезду!.. Она всегда была выше мелкой зависти.

На следующий день подруги совершили обстоятельную экскурсию по городу, во время которой осмотрели самые лучшие районы города, и подвергли строгой критике их недостойных жительниц, прогуливающих собак в каких-то убогих майках и нелепых шортах.

Мурке ужасно хотелось показать Александре Америку с самой лучшей стороны. Она вдохновенно перечисляла все несравненные преимущества местного житья: рассказывала, что в местной библиотеке можно бесплатно заказать любую книжную новинку, и тебе обязательно позвонят сообщить, когда она прибудет; и что машинам не надо проходить занудный техосмотр; а дом можно купить вообще без адвоката; все магазины отрыты каждый день, а продуктовые — круглосуточно. Но когда в супермаркете она настойчиво тыкала Сашке на то, как удобно здесь упаковывают все продукты в пакеты, то Сашкино терпение иссякло. Она оборвала подругу:

— Мура, я уже поняла, что у вас здесь жить гораздо лучше,

Только тогда, наконец, Мурка уняла свой местный патриотизм и перестала доказывать, что в Америке хорошо живется.

В местной картинной галерее был проведен беглый осмотр привезенных сокровищ эпохи Возрождения, но основная часть дня была посвящена обстоятельному изучению мола. В отличие от всех остальных израильтян, Сашка даже взгляда не бросила в сторону всяких «Гэпов», «ЭйчэндЭмов» и банановых республик. Безошибочный инстинкт привел ее прямиком в самые вызывающие магазины города.

— «Bebe»! Хочу что-нибудь от «Bebe», вот эту черненькую маечку!

— Саш, пятьдесят баксов! И учти, что в конце концов это тоже — ширпотреб, не «от кутюр».

— Зато секси, и таких в Израиле нет, и на ней крупно написано «Bebe»! Ой, смотри, какая потрясающая курточка! Я могла бы носить ее всю зиму!

Александра примеряла все подряд, и Мурка не могла не отметить, как потрясающе сидит на ней любая вещь. Долгого периода американского благополучия как не бывало: Мура, в разумных плоских туфлях, в бесформенном платье опять привычно вросла в роль строгой тетушки, а вокруг Сашки как всегда собрался античный хор продавщиц, восклицавших «О, my God!». В конце концов, Сашка приобрела и маечку с золотыми буквами, и курточку заячьего меха с вышивкой и бисером, и шортики от «Guess», и кружевное мини-платье цвета сизого голубя от «BCBG MaxAzria», и юбку от «Джуси Кутюр», и даже подбитую искусственным мехом тренировочную курточку из «Abercrombie Fitch». Большинство этих вещей хоть и было сделано в Китае из натуральной высококачественной синтетики, но все они отвечали основным Сашкиными требованиям: сидели в обтяжку, источали сексапил и были очень броскими.

— И ты себе купи!

— Ну что ты, Саш, какие мне сейчас покупки, я еще не уверена, что когда-нибудь похудею…

— Нет, ну почему же… Обязательно похудеешь, — не очень уверенносказала добрая Александра, любуясь собой в зеркале.

Мура быстро убедилась, что, несмотря на собственный финансовый достаток и новоприобретенную любовь к шоппингу и модным журналам, Сашка легко сохранила всегдашнее свое превосходство во всех женских вопросах. Она строго наказала Муре не жалеть денег на хорошие кремы, вогнала подругу в комплекс неполноценности своими классными шмотками и потрясла ее известием, что теперь в Израиле «абсолютно все сводят все волосы с тела лейзером».

— Как, везде?

— Ну да. Ну, ладно, маленькую взлетную полосу оставить можно, — уступила Александра. — Но подмышки, усы — точно. Марокканкам приходится снимать волосы даже с ног и рук.

— Здесь это безумно дорого.

— А у нас все косметички закупили эти приборы, и это стоит почти столько же, как раньше воском. И гораздо лучше. Приезжай, я сведу тебя к моей Эсти, увидишь, как здорово! Я даже бритву выбросила.

Вечером, Мура, облачившись в длинную ночную рубашку и с грустью оглядев себя в зеркале, спросила небрежно Сергея:

— Правда, Сашка потрясающе выглядит?

— Да, правда, исключительно красивая женщина, — необдуманно подтвердил Сергей.

Мурка налилась какой-то смутной тревогой.

— Не то, что я — вся толстая, распухшая… — и посмотрела с выжиданием на мужа.

— Ну, у тебя уважительная причина, — спокойным тоном врача, очерствевшего от постоянного столкновения с человеческим горем, сказал Сергей, снимая часы.

— А я, может, теперь навсегда такой останусь — толстой ватрушкой.

— Ну, значит, останешься толстой ватрушкой, — не вникал в серьезность положения Сергей, плюхнулся в кровать, взял в руки «Экономист» и попробовал читать.

— А! — «Экономист» был тут же вырван. — Я так и знала! — от злости и обиды у Муры лицо пошло красными пятнами, и выступили слезы. От сознания, что она и в самом деле сейчас ужасно страшная, ей захотелось еще больше все испортить. — Вот и найди себе другую! Стройную, красивую! — и Мурка, униженная своей вспышкой, зарыдала в голос.

Но Сергей, он замечательный, лучше него нет никого на свете, он только терпеливо вздохнул, а потом наклонился, и стал ее гладить, и утешать, и ласкать.

— Мурик, ну что ты, глупый! Ну ты же знаешь, что для меня нет никого тебя дороже!.. — Дорогой Мурик еще попытался вредно отбрыкнуться ногой, но уже стал похохатывать, вытирать глупые слезы, утыкаться лицом в его грудь, шумно сморкаться, и понемногу утешаться.

После основательного и полноценного утешения будущей матерью снова овладели постоянные в последнее время мечты:

— Сереж, я ему трикотажную шапочку с аппликацией пошью…

— Отлично, его воля к жизни станет непобедимой… — и Сережа нежно погладил обожаемый живот.

Пусть, пусть у подружки дивная фигура нулевого размера, и перспектива карьеры в кино, и куча поклонников, каждый раз новых, а у Муры изжога и распухшие ноги, и одышка, но ведь иначе было бы несправедливо, ведь Сергей-то — ее!

Александра погостила неделю, произведя глубокое впечатление на всех знакомых Муры (и особенно на их мужскую половину) своей красотой и шиком, а потом унеслась, как сверкающая комета, уплатив на аэродроме девяносто долларов за перевес в изрядно разбухшем в Америке багаже. И от нее в ванной завалялся только недоконченный флакон «Пьюр Пойзон» и щемящая пустота.

До родов оставалось полтора месяца, которые надо было как-то прожить…

* * *

Свадьбу Александры и Максима отпраздновали с великим шиком в тель-авивском Хилтоне. Зал был весь украшен белыми розами, даже подсвеченные колонны были из цветов, и хупа в лобби, на фоне моря, тоже вся была обвита цветами. Александра сама придумала, чтобы во время приема и ужина играл камерный оркестр, и Максиму эта идея понравилась. Все было очень современно, молодежно и нетрадиционно, и особенно были потрясены присутствующие, когда рав запел. На Александре было совершенно феноменальное платье от Веры Ванг, приобретенное при помощи верного нью-йоркского Тома. Платье не было похоже на банальные кринолинные наряды невест, оно обтягивало тело, как перчатка, и его простота произвела глубокое впечатление на знатоков, а именно на них все и было рассчитано. На всех остальных глубокое впечатление производила Сашкина фигура. Честно говоря, на это торжество ушли не только все деньги, заработанные Александрой за последний удачный год, но и все сбережения Елены Семеновны, но на семейном совете решено было по такому случаю не скупиться. Зато Александра украсила светские рубрики большинства газет и журналов месяца: и «Ле-иша», и «Олам ха-Иша» поместили фотографии, и, конечно, «Каприз». В этом очень помогли Рут и Орен, ужасно славный молодой парень из «Энигмы», с которым Сашка познакомилась еще когда к ней банк а-Поалим присматривался, и с тех пор дружила.