Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

Эта общевойсковая земля была распределена между «куренями» (станицами). Образовались юртовые земли для безвозмездного земледельческого пользования по их станичным планам и назначению.

Но уже в 1842 году всероссийское правительство сочло нужным вмешаться в распределение этих юртовых земель между казаками и установило размеры участков: для рядовых казаков в 30 десятин, для

обер-офицеров – в 200 десятин, для штаб-офицеров – в 500 десятин и для генералов – в 1500 десятин.

В станицах и хуторах юртовые земли распределялись равными паями между всеми казаками согласно постановлениям станичных и хуторских сборов, сообразно с приростом населения в каждой станице.

Но на этом дело не остановилось. В 1868 году центральной государственной властью было дозволено частным лицам, долголетним арендаторам того или другого офицерского участка, выкупать его себе в собственность, в 1870 году вообще все земельные участки казачьих офицеров и других чиновных лиц, которые до того были лишь «в пользовании» этих лиц, перешли, по распоряжению верховной власти, в полную их собственность, и было дозволено офицерам и генералам продавать участки земли и совершать другие сделки, обычные для земельных собственников.

Кроме того, Тифлисское межевое отделение, центральное для всего Кавказа, стало находить в пределах общей земельной площади Кубани «излишки» земли у казаков и стало обращать эти «излишки» в категорию «казенной», т. е. общегосударственной земли. Такие же «излишки» вырезывались даже из станичных юртовых земель (см. пример, приведенный мною в первой главе этой книги). После из этого накопившегося от «излишков» (и других подобных изысканий упомянутого Межевого отделения) значительного запаса казенной земли на Кубани стали вырезать крупные земельные участки (в 3000 десятин) и определять их в собственность избранным генералам и крупным чиновникам центральных учреждений. Обычно эти чиновные земельные собственники продавали частью или целиком свои дарственные земли крупным овцеводам или другим предпринимателям. Так множились двумя основными указанными здесь путями земельные собственники на Кубани.

В своем докладе Краевой раде по своему ведомству земледелия в ноябре месяце 1918 года я отмечал, что в общеказачьем общинном пользовании на Кубани находилось всего 5 633 317 десятин пригодной для земледелия земли, во владении же личных собственников в это время было подобной земли немного больше 1-го миллиона десятин земли: 500 000 десятин у крупных собственников и столько же у всех мелких. Таким образом, об учреждении и последующем распределении между малоимущими или совсем не имущими земли насельниками Кубани мог быть поставлен вопрос в раде только о 500 000 десятин кубанской «удобной» земли крупных собственников.

Но претворение в жизнь этих теоретически гладко выражаемых положений революционного мышления встречало чрезвычайные затруднения и в общей психологии, и во всей существующей хозяйственной системе, базирующейся на принципе неприкосновенности частной собственности.

Как провести реформу в жизнь?

Мы видели, как в течение ряда лет отлынивало от радикального разрешения аграрного вопроса дореволюционное российское правительство, как осторожно и нерешительно подходило к нему и Временное пореволюционное правительство, откладывая дело до Учредительного собрания. Этот мотив нам был очень знаком. Мы сами привыкли сложнейшие и ответственные вопросы откладывать впредь до «решения Краевой рады» и вообще впредь до чего-то. В общем сумбуре рада решений не выносила. И так накоплялась целая система важнейших неразрешимых вопросов, которые давили на жизнь и загоняли ее в такую щель, из которой трудно было находить затем выход нормальным порядком. Иначе сказать, для большевиков подготовлялась жатва. Выше мы только что ознакомились с образованием подобной системы неразрешимых вопросов в области финансово-экономической.

В аграрном вопросе я этого допустить не хотел.

Раньше я рассказал, как Краевая рада, а потом «паритетная» Законодательная рада в 1917 году дальше декларативных заявлений да положения о паритетных земельных комитетах не пошли.

Все это пока носило скорее характер изыскания удобных форм для агитационной борьбы с большевистской демагогией. Но вот теперь нужно было ставить вопрос практически.

Молчаливое будто бы безучастное отношение совета правительства к направлению моей ведомственной работы, о котором я рассказывал в связи с подготовительными работами к раде, тоже было весьма показательным.

Но ответ нужно было давать, и мы были вполне мобилизованы, чтобы произвести работу в том направлении, какое будет указано радой. Мол, заведующий земельным отделом С. И. Долгополов, весьма преклонного возраста, прошедший в свое время через горнило народнически-социалистических течений русской общественной мысли, имел к тому же значительный стаж практической работы в качестве третьего земского элемента, человек был высоко честный. Но ответственность за инициативу все же не хотел здесь принять на себя.

И затем вопрос самостийности.

Лично я в совете правительства и в раде представлял кубанское течение общероссийского направления. Наша линейская группа всегда обращала взоры к будущему всероссийскому Учредительному собранию, которое должно де авторитетно разрешить судьбы России. Должно же быть когда-то оно! Но когда?..

С земельным вопросом в создавшейся обстановке ждать нельзя было. Кратко характеризуя свое настроение, могу сказать, что я старался понять, как воспринимается сущность этого вопроса в окружающей среде и какие логические выводы можно будет сделать из ее понимания, в какой степени новое пореволюционное сознание может быть связано с прошлым и явится естественным его продолжением.

Правильный учет и того и другого, по нашему мнению, гарантировал бы благоприятное отношение к нашему решению и будущего Учредительного собрания.

Кубанское казачье войско по смыслу закона, по содержанию вышеотмеченных грамот, «высочайше дарованных» этому Кубанскому казачьему войску, – пользовалось земельной автономией. Вся поверхность войсковой территории, недра, леса, рыболовные воды, как лежащие внутри краевой территории, так и у берегов морей, омывающих войсковую территорию, на семиверстном расстоянии, и пр. угодья, – теоретически значились неприкосновенною собственностью Кубанского казачьего войска, каковое одно было вправе ими распоряжаться.

Но по дореволюционной практике центральная власть, повторяя в грамотах старые формулы, фактически опутывала старое войсковое право «распоряжения» своею собственностью такими формальностями и так настойчиво прибирало все к своим рукам, что в конце концов местная войсковая власть не вправе была распорядиться самостоятельно (без разрешения петербургской канцелярии) войсковым капиталом в сумме свыше 300 руб.

Но буква закона, однако, была на нашей стороне и обеспечивала за полномочным войсковым органом право распоряжения, тем более что никаких признаваемых нами центральных канцелярий теперь не существовало. Да и революция есть освобождение жизни от мертвящих формальностей.

Несомненно, эти соображения легли в основу декларационных заявлений рады 1917 года, третий пункт которых по аграрному вопросу был формулирован так: