Неукротимая Сюзи - Луиза Башельери

Стоя на палубе выходящей в открытое море «Дриады», они смотрели на удаляющуюся от них переливчатую полосу огромной реки, которая, казалось, хотела обхватить своей излучиной новый город и задушить его – так, как это делает змея со своей жертвой.

Сюзи с радостью снова оказалась в открытом море, которое, безусловно, являлось ее стихией. Кимба с интересом разглядывала пену, которая бурлила в кильватере судна и которую она не могла видеть, когда ее перевозили закованной в цепи в трюме невольничьего судна с берегов Гвинеи к берегам Луизианы.

На судне они столкнулись с матросом Руссо, с которым познакомились десятью днями раньше в одной из таверн. Увидев шевалье, тот ему низко поклонился.

Шевалье все время интересовался у офицеров, нет ли на борту судна некоего господина Маливеля, однако никто из них не смог (или не захотел?) ему ничего по этому поводу ответить.

На палубе, в трюмах и в коридорах судна сновали матросы. Капитан подошел взглянуть на шевалье и его спутницу, которых губернатор Луизианы порекомендовал ему следующим образом: «Шевалье – одаренный литератор, интересующийся философией, и мне кажется, что он набрался новых идей, которые пропагандируют Монтескье и Вольтер. Ему взбрело в голову прихватить с собой негритянку, которую я ему уступил и которая, должен признать, представляет собой нечто исключительное. Попрошу вас отнестись к ним обоим с особой доброжелательностью».

Капитан Дорн не обладал ни импозантной самоуверенностью, свойственной Томасу Ракиделю, бывшему капитану «Шутницы», ни аристократическими манерами господина де Лепине, капитана фрегата «Грациозный». Он был невысоким, щуплым, плохо выбритым и неряшливо одетым. Глаза у него были разного цвета, а улыбка, поскольку части зубов он уже лишился, больше походила на зловещую гримасу. Он не стал обременять себя любезностями в общении с пассажирами, порекомендованными ему губернатором. Обращаясь к шевалье, он первым делом предупредил его:

– Я попрошу вас, мсье, держать эту самку в ее каюте на протяжении всего плавания и не позволять ей оттуда выходить. Вы сами будете приносить ей туда еду, потому что, хотя ее нельзя считать женщиной, некоторые матросы могут воспылать вожделением, если ее увидят…

– Хорошо, мсье, – ответила Сюзи, стараясь не показывать, что слова капитана ее разозлили.

– И еще кое-что. Не считайте себя обязанным фиксировать на бумаге те события, свидетелем которых вы станете на этом судне. «Дриаде» не нужен корабельный писарь.

– Хорошо, мсье, однако вы ставите меня в неловкое положение, потому что моя работа в качестве писаря на этом судне должна была покрыть плату за перевозку через океан меня и моей спутницы…

– Ваш друг господин де Бенвиль уже за все заплатил.

Сюзи в который раз с признательностью подумала о том, что губернатор неизменно проявляет себя как человек очень любезный и щедрый.

– Капитан, а нет ли среди пассажиров на вашем судне господина Жана Маливеля?

– Такого на судне нет, мсье.

Сюзи почувствовала облегчение от того, что ей не придется в ходе плавания пытаться ускользать от назойливого любопытства соглядатая, которого она по-прежнему побаивалась.

Необходимость не выпускать из своей каюты Кимбу и оберегать ее от посторонних взглядов вовсе не была для Сюзанны обременительной: она давала ей повод уклоняться от общения с другими пассажирами и членами экипажа корабля, а особенно с капитаном Дорном, который вел себя как мужлан.

Поскольку каюты Сюзанны и Кимбы располагались рядом, Сюзи то и дело заходила к своей подруге, и они, болтая, неплохо проводили время. Как-то раз Сюзи спросила у нее, превратившейся из рабыни в свободного человека:

– Ты хотела бы, чтобы я научила тебя писать буквы и понимать их смысл?

– Ты и в самом деле станешь этим заниматься?

– Ну да. Ты уже прекрасно разговариваешь на нашем языке, и тебе остается еще только научиться читать и писать. Ты ведь, насколько я вижу, такая сообразительная, что это будет для тебя не сложнее детской игры!

Сюзи достала из своего багажа гусиное перо, чернила в виде порошка и свернутый в трубочку лист бумаги. Заточив перо, размочив порошок водой, чтобы он превратился в обычные чернила, и развернув бумажный лист, она стала писать на нем по порядку буквы алфавита, называя по очереди каждую из них.

Затем она попросила сделать то же самое Кимбу.

Сначала пришлось показать ей, каким образом и с каким наклоном держать перо, как окунать его в чернила, чтобы потом не получались кляксы, как проводить на бумаге линии и как делать их толстыми или же, наоборот, тонкими. Учительница не ошиблась, когда предположила, что ее ученица проявит в данном деле незаурядные способности. Хотя перо Кимба держала еще довольно неуклюже и пару раз даже едва не опрокинула чернильницу, она очень быстро научилась писать на бумаге буквы, которые без особого труда выучила наизусть.

Менее чем через неделю она уже могла читать и писать отдельные слова. Через десять дней она без ошибок написала под диктовку: «Меня зовут Кимба, я родом из Гвинеи». Она также смогла прочесть фразу, написанную Сюзанной: «Я свободная женщина, и я плыву во Францию».

Этой африканке чудилось какое-то колдовство в значках, каждый из которых означал определенный звук, и которые, собранные по группам, образовывали слова обычной устной речи. Это вызывало у нее большое любопытство, тем более что она вообще отличалась тягой к знаниям.

Несмотря на вынужденную изоляцию, они проводили свое время увлекательно, успешно избегая скуки, которая на этом судне вообще-то могла стать для них весьма удручающей. Три раза в день Сюзи ходила за едой, которую кок выдавал ей, не произнося ни слова и не снисходя хотя бы до улыбки. Пища по своему качеству была далека от того, что подавали на стол в доме губернатора Луизианы и на борту «Грациозного», и Сюзи пообещала Кимбе, что, когда они будут во Франции, она угостит ее всевозможными вкусными блюдами.

По мере того, как продолжалось плавание, они все чаще и чаще разговаривали друг с другом о предстоящем прибытии в порт – до которого, правда, оставалось еще довольно много времени, – и о Франции, в которую они плыли.

– А твои братья поклоняются тому же Богу? – как-то раз спросила Кимба.

– Ну конечно. Все поклоняются одному и тому же Богу, но по-разному, и поэтому вероисповеданий у нас два. Король, который является католиком, вынудил гугенотов либо отказаться от своей веры, либо покинуть пределы королевства, либо начать скрывать свое вероисповедание…

– А какому Богу поклоняешься ты, мсье?

– Я тебе уже не раз говорила, что, когда мы вдвоем, ты можешь называть меня Сюзанной!

– Так какому же Богу ты поклоняешься?

Сюзи, поразмыслив, ответила:

– Я вообще-то верю в то, что мир был создан Великим Архитектором, однако я не могу заставить себя поклоняться Богу, который снабдил свои творения способностью совершать те гнусные поступки и предаваться тем мерзким страстям, с которыми мне зачастую приходится сталкиваться в общении с другими людьми.