Леди и джентльмены - Джером Клапка Джером

— Ради Бога, — повернулась мисс Фоссетт к Томми, — дай этому человеку что-нибудь выпить или съесть. Самые худшие из людей — это те, кто обучался грамоте не в юном возрасте, а позже. Как и все новообращенные, они становятся фанатиками.

— Она чертовски хорошая женщина, наша Мэри Рэмсботэм! — воскликнул Гриндли-младший, издатель еженедельника «Добрый юмор», печатавшегося в его типографии. — Удивительно, что раньше никому из мужчин не хватило ума, чтобы заполучить ее в жены.

— Ох уж эти мужчины! — фыркнула мисс Фоссетт. — Красивая мордашка и пустая голова — это все, что вам нужно.

— Они всегда составляют пару? — рассмеялась миссис Гриндли, ранее Гельвеция Эпплъярд.

— Исключения только подтверждают правило, — пробурчала мисс Фоссетт.

— До чего правильная поговорка, — улыбнулась миссис Гриндли. — Даже интересно, как люди могли вести разговор до того, как ее придумали.

— Мужчина, флюбифшийся в нашу дорогую подругу Мэри, наферняка сам человек удифительный, — изрек доктор Смит.

— Не надо говорить о ней так, будто она монстр. Я просто не знаю достойного ее мужчину.

— Я только хотел сказать, что он — человек с характером, — объяснил доктор. — Только благородных мужчин прифлекают благородные женщины.

— Мы должны надеяться на лучшее, — указал Питер. — Поверить не могу, чтобы такая умная и способная женщина, как Мэри Рэмсботэм, выставила себя на посмешище.

— Из того, что я видела, — ответила ему мисс Фоссетт, — именно умные люди, если дело касается этого самого момента, и выставляют себя на посмешище.

К сожалению, мисс Фоссетт оказалась провидицей. Полмесяца спустя, когда их представили жениху мисс Рэмсботэм, у всех возникла одна мысль: «Господи милостивый! Да где она его?..» Но, вовремя заметив переменившееся лицо и дрожащие руки мисс Рэмсботэм, они успевали опомниться. Бормотали: «Приятно с вами познакомиться, само собой», — и механически поздравляли с помолвкой. Симпатичному, но с удивительно глупым выражением лица, Реджинальду Питерсу исполнилось года двадцать два. В глаза бросались кудрявые волосы и безвольный подбородок, но мисс Рэмсботэм, и это не вызывало сомнений, видела в нем Аполлона. Их первая встреча произошла на заседании одного из политических дискуссионных клубов, которые тогда были в моде. Мисс Рэмсботэм находила их полезными, черпая на заседаниях материал для своих статей. Ранее мисс Рэмсботэм исповедовала крайне радикальные взгляды, но трех месяцев общения с ним хватило, чтобы она поддержала бы партию джентльменов, появись такая на политическом небосклоне. Жалкие банальности, слетавшие с его губ, она обычно весело высмеивала, а теперь внимала им, не пропуская ни слова, с восхищением на лице. В его отсутствие и в связи с другими темами — о которых он мало что знал, да они его и не интересовали — она сохраняла здравомыслие и чувство юмора. Но, оказавшись рядом с ним, теряла дар речи и смотрела в его чуть водянистые глаза с благодарностью ученика, впитывающего в себя мудрость наставника.

Это абсурдное обожание — раздражающее сверх меры ее друзей, которое и он, будь в нем хоть капля здравого смысла, нашел бы нелепым, — мистеру Питерсу представлялось вполне естественным. Эгоист по натуре, он понял, что услуги этой блестящей женщины могут принести ему немалую пользу. Она знала едва ли не всех интересных людей Лондона и гордилась и радовалась, представляя его всем и везде. Ее друзья ради нее терпели его, встречали радушно, изо всех сил пытались убедить себя, что он им нравится, и никоим образом не показывали, что на самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Свободный проход в места развлечений экономил его достаточно ограниченные средства. Ее влияние, и это мистеру Питерсу хватило ума понять, помогало ему и в работе: он был барристером. Она расхваливала его известнейшим солиситорам, брала с собой на чай к женам судей, устраивала встречи с важными людьми. В ответ он закрывал глаза на многие ее недостатки, хотя не упускал случая дать ей знать об этом. Благодарность мисс Рэмсботэм не знала границ.

— Конечно, мне хочется быть моложе и выглядеть более красивой, — признавалась она ближайшей подруге. — Лично мне это без разницы. Привыкла, знаешь ли. Но для Реджи это так тяжело. Он это чувствует, я знаю, что чувствует, но открыто никогда не жалуется.

— Показал бы себя мерзавцем, если б пожаловался, — ответила Сьюзен Фоссетт, которая целый месяц пыталась терпеть этого господина, но потом сдалась, заявив, что максимум, на что она способна, так это стереть с лица вежливую неприязнь. — Кроме того, я не понимаю, какой от этого будет прок. Ты же никогда не говорила ему, что молода и красива, так?

— Я говорю ему, дорогая моя, только чистую правду, — ответила мисс Рэмсботэм. — Я не хочу, чтобы меня за это хвалили. Это просто правильно. Видишь ли, к сожалению, я выгляжу на свой возраст. Большинство мужчин находят это недостатком. Ты и представить себе не можешь, какой он хороший. Он заверил меня, что обручался со мной с открытыми глазами, так что нет никакой необходимости обсуждать неприятные темы. Я в полном восторге от того, что ему приглянулась именно я… а ведь у его ног могла лежать половина лондонских женщин.

— Да, такой тип мужчины их привлекает, — согласилась Сьюзен Фоссетт. — Но ты совершенно уверена, что это так? Что ты приглянулась ему?

— Моя дорогая, — ответила мисс Рэмсботэм, — помнишь изречение Ларошфуко? «Один любит, а другой позволяет себя любить». Если он позволит мне любить его, я буду довольна. Это больше, чем я могу ожидать.

— Да ты дура! — в лоб заявила ей ближайшая подруга.

— Знаю, — признала мисс Рэмсботэм, — но я понятия не имела, что быть дурой такое блаженство.

Богема день ото дня все сильнее возмущалась и удивлялась. Выяснилось, что молодой Питерс еще и не джентльмен. Все нюансы ухаживания он переложил на нее. Именно она помогала ему надеть пальто, а уж потом бралась за собственное. Она несла покупки. Шла позади, когда они входили в ресторан или выходили из него. Лишь чувствуя, что за ним наблюдают, он пытался проявлять к ней элементарную вежливость. Он обрывал ее, противоречил ей на публике, открыто игнорировал. Богема кипела от бессильной ярости, но не могла не признать, что такой счастливой они мисс Рэмсботэм не видели никогда, и по этой части он сделал для нее больше, чем все они, вместе взятые. Нежный свет поселился в ее глазах, и впервые все заметили, какие они глубокие и выразительные. Кровь, которой у нее всегда было в избытке, теперь приливала к лицу и отливала от него, поэтому ее щеки, ранее непременно красные, становились то розовыми, то белыми. Ожили ее густые черные волосы, стали пышными, буквально светились изнутри.

Женщина начала молодеть. Прибавилось плоти в положенных местах. Женственность проявляла себя не только в фигуре. В голос вкрались новые интонации, предполагающие очень и очень многое. Богема поздравляла себя, что дело идет к счастливой свадьбе.

Потом мастер Питерс все испортил, показав лучшую сторону своей натуры и презрев все последствия: влюбился сам, всем сердцем, в продавщицу кондитерского магазина. Но поступил правильно, нашел наилучший выход из сложившихся обстоятельств: сказал мисс Рэмсботэм правду и решение переложил на нее.