Оперативный захват - Сергей Соболев

Лола взяла у него коробок и высыпала на столешницу весь остаток порошка. Слегка разровняла его сигаретной пачкой, потом – используя палец вместо стила – написала латинскими буквами – DET.

Антон, склонив голову чуть набок, посмотрел на начертанные письмена, хмыкнул…

– Это что… чей-то «ник»? Гм… Может, от английского – detect? Точнее – to detect? Что в переводе означает… обнаруживать… открывать. А почему ты спрашиваешь?

Лола щелкнула в воздухе пальцами. Ну да… конечно… Как это она раньше не догадалась?! DET… detective… детектив… Если бы не «кокс», малость прочистивший ей мозги и не подсказка Тони, она могла бы так и не раскрыть для себя эту тайну… Похоже, что Макс и в правду вел свою игру. Если предположить, что он воспользовался – в какой-то момент – услугами частного детектива, то становится более или менее понятно, откуда взялись эти фотоснимки. Наверное, он нанял этого человека, чтобы тот отследил, зафиксировал, заснял тех двух серьезных мужчин, которые взяли на себя посреднические функции. Что у него было еще на уме и как именно он собирался распорядиться результатами работы нанятого им человека, сейчас установить вряд ли возможно. Но что-то подсказывало, что эта версия, которая только что пришла ей на ум, не только кажется вполне правдоподобной, но и объясняет поведение того лица, которое передало, вернее, продало Лоле снимки и дискету – чел выполнил свою работу и хотел получить деньги, на все прочее же ему было наплевать…

Лола и сама не поняла, как оказалась в ванной, абсолютно голой, в облаке белой пены. Причем не одна, а в компании с Тони.

– Так ты говоришь, что этот тип… который назвался Максом… Что он что-то такое базарил про бабло? Что он знает, как можно срубить серьезные бабки? А ну-ка, Лола, расскажи мне поподробней про этот ваш разговор!..

Она ощущала прикосновение чужого тела, чужих рук к собственному лицу, к набухшей груди, к животу и бедрам. Ощущения были странные – как будто все это происходит не с ней, а с кем-то другим, в чьем теле она оказалась благодаря волшебному белому порошку. Как ни странно, эти прикосновения, эти ласки ей были приятны…

В какой-то момент она потерялась среди этого белого облака, в журчании слов, в этих ласковых объятиях. Непонятная сила перенесла ее из ванной в постель… Ей было весело и немного жутковато. Сознание то включалось, подсовывая какие-то причудливые, полуфантастические картинки, то выключалось, как будто чья-то рука «кликала» по «мышке» и меняла одну компьютерную картинку за другой…

Ее тело было влажным от пота. Чьи-то руки лежали у нее на бедрах, и на груди, и на плечах – все выглядело так, словно она занималась любовью с многоруким Шивой. На смену божеству пришла мумия Ленина… или же это был некий «Еленин»? Неважно… Она оседлала лысое чудище-нежить и долго, бесконечно долго пыталась оживить его соками своего распаленного лона… Прямо из кремлевской стены на нее пристально смотрели чьи-то глаза. Некто в шлем-маске грозил ей пальцем. Временами она слышала свой громкий смех. Особенно же ее забавляло то, что куранты вместо привычного слуху перезвона наяривали бодрящую мелодию «Марсельезы»…

– Что дальше, Макс? – спросила она у многорукого Шивы, у мумии, которая внимала ей с скрещенными на груди руками, у Ленина и Еленина, у кремлевской стены и у всего мира. – Скажи, как нам дальше жить?

– Я не Макс. Я – Тони!

– А-а… без разницы! Вы все одинаковые. У вас у всех на уме одно: деньги, карьера, бабы! Ну а лучшие из вас – рабы электрического неба…

– Если тебе так хочется, можешь называть меня Максом, – издалека, сквозь опустившийся влажный и густой туман, долетел до нее чей-то голос. – Давай спать… чё-то глючит! Спи Лола, завтра что-нибудь придумаем…

11 января.

К счастью, Терезе удалось сразу дозвониться в Лыткарино, на домашний телефон тетки Насти.

Родственница разговаривала с ней на удивление приязненно. Сказала: «Вера, конечно, о чем речь?! Я же тебе не раз предлагала, чтобы ты ехала жить к нам! Ну на что тебе сдался этой бл…ский город?! После того, как не стало Наденьки, тебе там одной не выжить!.. Ты не одна? С парнем? Приезжайте, как-нибудь разместимся…»

У тети Насти собственный дом на окраине Лыткарино. Строение довольно ветхое, деревянное, из разряда старомосковских дач; участок в восемь соток, сарай с курятником, два отдельных входа – на зимнюю, отапливаемую, и летнюю, с террасой, половины. Тетка Веры Ильиной проживает здесь со своим мужем-инвалидом; дети давно выросли, отселились – сын служит по контракту в Таджикистане, дочь недавно вышла замуж и переехала к мужу, который работает шофером-дальнобойщиком – они живут в Кашире.

Когда они вдвоем – Тереза и «Макс» – приехали в лыткаринский адрес, для них уже была приготовлена летняя половина дома. Тетка Настя там все прибрала, поменяла постельное белье, включила на обогрев сразу два электрических калорифера. Немного посидели на хозяйской половине, поужинали, попили чаю. Гости чувствовали себя несколько скованными; к счастью, родня не стала доставать Веру Ильину и ее «ухажера» расспросами. Тетка Настя около восьми вечера ушла на дежурство в больницу – она работает там вот уже лет тридцать в родильном отделении акушеркой. «Молодые», соответственно, тут же перебрались в ту половину дома, которую им выделили хозяева, оказавшиеся хотя и простыми, но гостеприимными, радушными людьми.

«Макс» спал на раскладушке, «соратница» – на кровати. Утром, после умывания и завтрака, Тереза усадила своего «найденыша» на табурет. Аккуратно сняла головную повязку, – не пришлось даже отмачивать бинты – внимательно осмотрела обе ранки, на темени и в затылочной части. К счастью, травма, полученная ее «пациентом», оказалась не столь серьезной, не столь опасной, как можно было предполагать. В двух местах поврежден кожный покров, «шишка» на темени тоже еще до конца не рассосалась. Но процесс заживления идет споро – раны уже успели зарубцеваться; минет еще несколько дней и под подрастающим волосяным покровом этих «меток» и вовсе уже не будет заметно.

Гораздо больше беспокоило его психологическое состояние «пациента». «Макс» был замкнут, зашнурован, застегнут на все крючки. Она решительно не могла до него достучаться; у нее никак не получалось вызвать его на откровенность; все ее попытки узнать, что же в действительности гложет этого человека, который столь неожиданно появился в ее жизни, заканчивались ничем. Последние два или даже три дня он изьяснялся – на мелкие, бытовые темы – вполне связно, мысли его казались здравыми. Даже заикаться и то перестал. Ушибы его уже почти не беспокоили, синяки либо сошли на нет, либо почти незаметны глазу. Иногда Тереза ловила на себе его взгляд; ей казалось, что он вот-вот распахнет перед ней душу, или же сам для себя откроет нечто важное, нечто такое, что могло бы объяснить все то, что произошло с ним в последние несколько суток, включая и огромные пробелы в его памяти. Она решила не торопить события. Она понимала лишь одно: этот человек нуждается в уходе, в ласке, в заботе. Ей и самой, признаться, легче жить, когда знаешь, что кто-то нуждается в тебе и твоей помощи, что ты можешь хоть кому-то оказаться полезной.